Чокан Валиханов — первый учёный казахского народа
Чокан Валиханов происходил из степной аристократии народа. В казённых бумагах того времени непременно отмечалось, что поручик султан Валиханов — «потомок последнего владетельного хана Аблая, хана среднего жуза с 1771 года». В 1740 году принял российское подданство. В этих же бумагах отмечалось, что Чокан Валиханов первый из султанских сыновей, получивший основательное европейское образование.
Первенец султана Чингиса и его жены Зейнеп родился в ноябре 1835 года (точный день неизвестен) в Кустанайской области в крепости Кушмурун в деревянном доме, который был резиденцией старшего султана округа. Мальчику дали имя Мухаммед-Ханафия. Мать стала называть по-своему Чокан. Прозвище, придуманное матерью, превратилось затем во всеми признанное имя.
В четыре года Чокан научился читать. Он очень рано стал ходить в Кушмурунскую казахскую школу, построенную его отцом. Грамотные казахи тогда писали на чагатайско-кипчакском языке, известным под названием «Тюрки». Чагатайский язык-тюркский язык, сложившийся в Х1-ХУ1 вв. Кстати, и все письма в будущем Чокана к родителям написаны на чагатайском языке. В школе же Чокан овладел и арабским языком. В школе Чокан записал варианты поэмы о Козы-Корпеш и Баян-Сулу, которую Пушкин услышал в 1833 году в Уральске. В детские годы Чокан увлёкся и рисованием. В крепости Кушмурун подолгу жили русские военные топографы. Чокану нравилось смотреть, как они вычерчивают тушью дороги, реки, планы крепостей. В этих офицерах Чокан обрёл квалифицированных учителей рисования, да и русского языка.
Как известно, мусульманская религия запрещала изображать человека. Чокан был первым казахом, осмелившимся рисовать не только дома, животных, ко и людей. Сын султана Чингиса стая первым у своего народа художником.
Осенью 1847 года, когда Чокану исполнилось 12 лет, отец привёз его в Омск, чтобы отдать в Кадетский корпус — среднее военное училище, готовившее офицеров сухопутных войск.
Воспитанники Сибирского кадетского корпуса делились на две касты -ротные и эскадроны. В роту направлялись дети пехотных офицеров, а в эскадрон — сыновей казачьих офицеров. Несмотря на то, что отец Чокана имел майорский чин, сына определили в эскадрон.
Сибирский кадетский корпус в силу исторической судьбы для западной Сибири стал своеобразным Царскосельским лицеем. Здесь давали хорошее образование, приучали читать, знакомится не только с русской литературой, но и с зарубежной.
В одной из книг русского путешественника Ковалевского Чокан прочитал о казахском поэте Махамбете Утемисове (1804-1846 гг.), который вместе с батыром И. Таймановым (1791-1838 гг.) возглавлял восстание казахов Младшего жуза.
В 14 лет преподаватели корпуса стали прочить Чокаиа в учении, так много он успел за два года учёбы.
Человеку одарённому свойственно в ранней молодости предугадывать то, чем он станет заниматься всю свою жизнь. Так случилось и с Чоканом. В нём рано поселилось ощущение, что он открывает в культуре запада (а он уже в 14 лет читал Гёте, Шиллера, Мольера, Шекспира) то же самое, что он видел в жизни своего народа, в жизни Востока то же суждение, то же понятие, но не в зеркальном — перевёрнутом отражении. А с помощью русской литературы он в Кадетском корпусе научился уважать людей иной веры, иного племени, он знал наизусть «Памятник» А.С. Пушкина, в котором нашел упоминание о казахах, а в «Примечаниях» нашёл имя своего прадеда хана Аблая.
Подобно многим юношам своего времени, Чокан избрал своим кумиром Лермонтова. Автор «Героя нашего времени» беспощадно преследовал насмешками всё прошлое — Чокан с восторгом следовал этому правилу. Он и внешне копировал Лермонтова, завёл ту же причёску, как у Лермонтова-Уже в кадетском корпусе у Чокана появилась привычка не торопится с маленькими, по его собственной мерке, открытиями.
Благодаря этому правилу многие его интереснейшие работы, в частности по истории, которые он начал ещё будучи кадетом, остались незавершенными.
Его научная щепетильность и строгая требовательность к себе поразительны. Над ярлыком Тохтамыша Чокан трудился несколько лет. Он прочёл все исторические сочинения, какие можно было найти в Омске- Ещё в корпусе Чокан сделал выписки из «Сборника летописей» уроженца степи казаха Жалаири, оказавшегося в Москве вместе с казахским султаном Ураз-Мухаммедом (1610)- И там написавшего свой труд на казахско-чагатайском языке. В этом сборнике оказалось не мало интереснейших сведений об истории казахов.
Затем Чокан взялся за «Родословную тюрков» Абу-ль-Гази (1603-63), узбекского писателя и историка, которая и сейчас является ценным историческим источником. Изгнанный из Хорезма Абу-ль-Гази нашел приют у казахского хана Ишима. А рукопись его «Родословная тюрков» была найдена в начале XIX века в Тобольске, давно связанным торговыми делами со Средней Азией. В этом труде Чокан искал сведения о казахах. Чокан потом писал, что «Родословная тюрков» подтвердила его гипотезу о существовании казахов во времена Чингиз-хана.
Учёные занятия историей, конечно, мешали кадету султану Валиханову овладевать специальными военными знаниями. Но начальство корпуса, видя в нём зачатки будущего большого учёного, не принуждала кадета Валиханова к этому.
В начале 1854 года Чокан был выпущен из корпуса с присвоением офицерского чина — корнета армейской кавалерии, и назначен адъютантом Сибирского генерал-губернатора, И в это время он познакомился со студентом Петербуржского Главного педагогического института Д.И.Менделеевым и сосланным петрашевцем-писателем Ф.М.Достоевским. Познакомился с семьёй будущего известного в России публициста Семёна Капустина и его изумительной библиотекой. У них он узнал, что в России давно существует историографический журнал. От Капустина Чокан узнал придания о хане Аблае, о том, что Екатерину II на престол посадила кучка заговорщиков, что Пугачёв не первый самозванец, а пятый принявший имя убитого императора Петра III.
В Омск пришла грамота, в которой говорилось: «Божьей милостью. Мы Николай Первый, император и самодержец всероссийский и прочая. Известно и ведомо будет каждому, что мы кадетского корпуса воспитанника Чокана Валиханова за нашего, корнета надлежащим образом признавать и почитать; и мы надеемся, что он всему ему от нас всемилостивейше пожалованном чине так верно и прилежно поступать будет; как то верному доброму офицеру надлежащим».
Став адъютантом генерал-губернатора Госфорта, Чокану кроме обязанности писать официальные бумаги за своего шефа, досталась и обязанность историографа Западной Сибири. Он получил доступ в одно из ценнейших хранилищ русской политики в Азии — Омский архив.
Древние грамоты, пожелтевшие связки бумаг, живые свидетели истории, то излагали чистейшую правду, то лгали в своих корыстных целях, то несли невежественную чушь. Читая эти документы, Чокан испытывал высокое наслаждение, ведомое историками.
Служа адъютантом у генерал-губернатора, Чокан изрядно преуспел в изучении истории, географии и экономики Степи и соседних стран.
В феврале 1855 года Чокан, как адъютант генерал-губернатора, первым узнал из пакета, привезённого курьером из столицы, о смерти Николая I. Но никаких перемен с восшествием на престол уже не молодого Александра II (ему было 37 лет), степь не ощутила, как, впрочем, и вся Россия. Первым законодательным актом Александра П, стало высочайшее повеление о переменах в военных мундирах. Генералом было указано одеть брюки красного цвета.
А в Омске тогда служило 14 генералов. Русский хабар донёс из Петербурга новейший каламбур: «Ожидали законы, а вышли панталоны!». Летом 1855 года генерал-губернатор отправился из Омска в Семипалатинскую область, недавно образованную в составе Западно-Сибирской губернии. Сопровождая генерала, Чокан многое увидел и понял, чего раньше, быть может, просто не замечал, когда ездил на каникулы к родным. Чокан убедился, что путешествие учит человека зоркости. На корнета султана Валиханова, одетого в изящный офицерский мундир, сидящего в седле не как казах, а как русский кавалерист, его родной народ смотрел с недоверием. Откуда им было знать, какие мысли о судьбе казахов владеют молодым богатым султаном, одетым в русский мундир?! А вот султаны и правители, видя Чокана в свите самого генерал-губернатора, потирали руки. Теперь у них, у рода Валихановых, есть свой «высокий» человек. Но сразу они почувствовали, что нечего от него не Добьются. И по степи пошёл хабар: сын Чингиса обрусел. Он пренебрегает казахскими обычаями, которые обязывают помогать своему роду
В Семипалатинске Чокана познакомили с Ф.М. Достоевским. У Достоевского только недавно окончился срок солдата, а друзья, стремясь облегчить его положение, добивались присвоение ему унтер-офицерского чина. Для больного, изнурённого каторгой человека, адъютант генерал-губернатора юноша с монгольским лицом, Чокан сразу же стал человеком, которому Достоевский полностью доверился. И до последних дней жизни Чокана, маститый писатель, был самым близким другом. Чокан помог тогда Достоевскому направить в Петербург ддя печати стихи «на первое июля 1855 года», ко дню рождения вдовствующий императрицы — вдовы Николая I.
Цель понятна — облегчить участь Достоевского. Кроме всего прочего в 20-ти летнем корнете, сыне степного кочевника, уже сложившегося учёного историка, этнографа и географа? владеющего многими восточными и европейскими языками. Путешествие Сибирского генерал-губернатора по казахской степи длилось несколько месяцев 1855 года. И всюду его сопровождал 20-ти летний корнет султан Валиханов, 17 декабря 1855 года генерал-губернатор Госфорт подписал ходатайство перед военным министром о награждении за особое усердие и неутомимые труды штаб и обер-офицеров Сибирского корпуса.
В числе представляемых—«заключается между прочим и состоящий при мне… султан корнет Валиханов, который хотя и состоит на службе не более 2-х летэ но при совершенном знание русского и киргизского языков, а также и местных киргизских обычаев, он, сопровождая меня в киргизскую степь, принёс большую пользу. При том он, султан Валиханов, есть потомок последнего владетельного хана Аблая, поступившего в подданство России, и первый из детей киргизских султанов Сибирского ведомства, который получил основательное образование в Сибирском кадетском корпусе и поступил на военную службу, а потом в виде поощрения такового полезного начала и развития в киргизах желания к отдаче детей своих в нашу службу и, через то большего сближения их с нами, я нахожу необходимым поощрение Валиханова всемилостившей наградою, тем более, что по происхождению своему он пользуется особым между киргизами уважением…». Корнету Валиханову ещё не полагалось производство в следующий чин, но благодаря ходатайству генерал-губернатора ему был пожалован чин поручика вне очереди.
Поступавшие в 1856 году петербургские газеты приносили сведения и о падении Севастополя, и о Парижском конгрессе, и о возвращении ссыльных декабристов в Москву, Петербург. И мысли, давно владевшие Чоканом о необходимости объединения казахов всех трёх жузов, были созвучны тому, чем жила в 1856 году вся Россия — ожиданием реформ. Патриотизм другого народа поучителен. Чокан знал историю Руси, он следил за статьями восходящего светила, исторической науки Сергея Михайловича Соловьёва (1820-79 гг.), за выпускаемыми им томами истории России. Русский народ тоже в прошлом страдал от раздробленности, от междоусобиц. Для Чокана теперь перестали существовать какие-либо особые интересы среднего жуза. А поездка с губернатором в Илийский край открыла ему, что, пожалуй, он сейчас всего нужнее в старшем жузе и у иесьж-кульских киргизов, где всё ещё царит неразбериха, где необходимо противостоять кровавому Кокандскому хану. В газете «Русский инвалид», органа Военного министерства за 1857 год, появилось первое выступление Чокана Валиханова в русской печати. Это была статья, посланная им из Омска 10 марта 1857 года, в которой Чокан описывал богатство Семиречья, в которой он привлекает внимание общественности России, особенно предпринимателей, в необходимости вложения средств в освоение этого края. Он писал, что Семиречье находится на одной полосе с Пизой и Флоренцией (Италия), с благодатной природой, с возможностью судоходства на реке Или. Он писал, что «округу предстоит завидный жребий в торговом отношении с России, а укреплению Верному (ныне город Алматы) предназначено быть ключом нашей торговли с Центральной Азией».
Уже в первых публикациях Чокана виден все подмечающий и свободно владеющий языком человек, но ещё чествуется в них ученичество, стремление высказать себя настоящим, классическим путешественником, сведущем в географии, геологии^ гидрографии, ботанике, зоологии, этнографии, лингвистике. Но уже в первых дневниковых записях о путешествиях друзья Чокана и прежде всего учёный исследователь Центральной Азии и Сибири Григорий Николаевич Потанин (1835-1920 гг.) -увидел в нём большой литературный талант. Б своих воспоминаниях о Чокане Григорий Николаевич Потанин писал: «Если бы тогда у Чокана была читающая казахская публика, то, может быть, в его лице народ имел бы писателя на родном языке в духе Лермонтова и Гейне».
В его дневниках на русском, втором родном языке Чокана, выразилась очень ярко личность путешественника — первого казаха, получившего европейское образование, воспринявшего передовые идеи своего времени. Он был лучше, чем многие другие — далёкие от политики — русские и европейские путешественники (по Азии), подготовлен для исследования народной жизни, политического устройства азиатских государств, социальных условий. Будучи уроженцем Азии, он свободно чувствовал себя там, где русские и европейские путешественники вовсе бы не получили бы доступа. Знание многих восточных языков и полученное им до кадетского корпуса домашнее, султанское образование делали для него близким и понятным жизнь азиатских (тюркских) народов, к тому же он был и художником. В те времена многие путешественники специально приглашали в экспедиции художников, (фотографии ещё не было), чтобы запечатлеть пейзажи, предметы быта, типы людей, национальные костюмы. Валиханов сам был художником. Его зарисовки в дневниках путешествий как бы продолжали записи, а записи уточняли рисунки. И всегда рядом «с пейзажем, с портретом (а он первый среди казахов стал изображать в своих рисунках портреты людей), с фигурами животных, он вычерчивал маршрут путешествия, причём очень чётко, как у военного топографа. В них не только дорога, но и реки, горы и холмы, долины и планы городов и селений, в которых он побывал.
Величайшая ценность — его рисунки, из них потом созданы были топографические карты и атласы. Однажды летом 1856 года на переправе через реку Или Чокан задержался, чтобы осмотреть Капчагайское ущелье, где он отыскал и срисовал наскальные рисунки и хорошо сохранившиеся письмена древних народов. Он отыскал там остатки древнего водопровода и даже нашел кусок водопроводной трубы. От генерал-губернатора Чокан получил приказ ехать в западный Китай и Кульджу, (ныне административный центр Синьцзян — Уйгурского автономного района КНР в долине реки Или) на переговоры с китайскими властями относительно предметов, требующих взаимных соображений, как было написано в отношении из МИД России- Речь шла о налаживании торговых отношений между Россией и Китаем.
1 августа 1856 года начальник экспедиции полковник Перемышльский, основатель укрепления Верного, в сопровождении Валиханова и казачьего конвоя прибыл в пограничный китайский пункт. Оттуда в сопровождении китайских чиновников и солдат отправились в Кульджу. Дорога шла вдоль ухоженных полей и селений, обсаженных пирамидальными тополями. Внимание Чокана привлекли отдыхающие под деревом крестьяне с чёрными лицами. Ему пояснили, что это уйгуры, которых китайцы называли таранчи. До встречи с уйгурами непосредственно, Чокан знал о них по книгам предшествующих путешественников- Он знал, что уйгуры раньше других тюркских народов перешли к оседлости и занялись земледелием, они раньше других тюрков создали письменность.
Но дальнейшая их судьба сложилась печально. «Народ этот никогда не пользовался совершенной свободой» — записано у Чокана в дневнике. В Кульдже с помощью русского консула Чокан начал изучать китайский язык. 21 февраля 1857 года поручик Чокан Валиханов был избран действительным членом Русского императорского географического общества. Это тем более удивительно, что действительными членами этого общества были всего несколько десятков выдающихся учёных России. Чокан, став членом географического общества, решил поехать в Петербург, помня слова своего друга Ф.М.Достоевского, сказанные ему в Семипалатинске:«…открыть неведомые уголки Азии для европейской географии — открыть другим народам жизнь своего народа». Но сначала поручику Валиханову по заданию Азиатского департамента МИД России пришлось отправиться в Кашгар, город на западе Китая, у южного подножья Тянь-Шаня, который уже тогда был торговым центром Западного Китая.
28 июля 1858 года Чокан присоединился к Семипалатинскому каравану» в котором было 42 человека — ташкентцы, бухарцы, казахи. Верблюдов было 101, лошадей 65, грузы — ткани, зеркала, умывальники, подзорные трубы, кожа русской выделки, меха, мыло, а всего товара, зарегистрировано на Семипалатинской таможне было на 18700 рублей 32 копейки.
Караван двигался древней караванной тропой той же скоростью;, с какой здесь проходили караваны 100,200,300 лет назад. В начале ноября караван пришел в Кашгар. Чокан, переодевшийся купцом интересовался всем: промышленностью, торговлей, земледелием. Он выяснил, что главным богатством Восточного Туркестана, т.е. Западного Китая, является хлебопашество и разведение хлопка, этими продуктами местное население — уйгуры и дунгане — платили подати китайцам, а в прежние времена и монголам.
В своём кашгарском отчёте Чокан с болью писал о страдании уйгурских крестьян и ремесленников Восточного Туркестана: народ живёт бедно, терпит нужду и трудится вечно. Если бы туркестанцы могли пользоваться плодами своих трудов, то они были бы одним из самых богатых восточных народов, каким они были прежде. Непомерные налоги, система клиентизма и насилие беков отнимали у них почти все достояние.
Всё, что Чокан узнал из экономики, политической жизни, истории, географии, этнографии Кашкара — а собрал он огромный материал — далось ему напряженным трудом. А к этому времени он уже знал, что у него развивается чахотка, т.е. туберкулёз лёгких. Не овладей он до поездки в Кашгар опытом работы в Омском архиве, опытом исследования истории казахов, и не имей он опыта постижения русской устной истории, и русского политического хабара, он не смог бы написать свой всеобъемлющий труд о западном Китае (Восточном Туркестане или Кашгаре), который известный путешественник, Почётный академик Петербургской АН Егор Петрович Ковалевский (1809-1868 гг.) назвал генеральным.
Географический обзор, исторический очерк, народонаселение, правительственная система и политическое состояние края. Промышленность и торговля. И всё это о крае, о котором до поездки туда Валиханова европейской науке не было ничего известно.
В Кашгаре он составил таблицы с ценами на русские товары при покупке их на Ирбитской ярмарке (на Урале в г. Ирбит, центр торговли России с Сибирью и Востоком- По товарообороту Ирбитская ярмарка была в XIX веке второй после Нижегородской) и при продаже в Кашгаре сделал вывод, что русские товары продаются лучше, чем английские- Но особенно подчёркивал Валиханов в отчёте выгодность для России покупки кашгарегого хлопка, который лучше и дешевле Кокандского. Отчёту Валиханова придавалось большое политическое значение. В частности, известно, что 20 ноября 1864 года министр иностранных дел А.М.Горчаков и Военный министр Д.А.Милютин, докладывали императору Александру П о политике России в Средней Азии, положив на стол императору отчёт Валиханова, доложили, что новые завоевания не принесут России выгоды в Средней Азии, а надо там приобретать влияние, развивая торговлю, не вмешиваясь во внутренние дела в странах Средней Азии и Восточного Туркестана.
В отчёте Чокан писал об утратах народов Средней Азии после нашествия монгольских туменов и разорительных междоусобиц между местными ханами и беками. Он писал об уничтоженной обсерватории в Самарканде, о разоренных библиотеках Хивы, Бухары, Ташкента, Ферганы. Он писал, что в это время (первая половина XIX века ) нет у этих народов своих поэтов, летописцев, астрономов.
Впоследствии в очерках о Джунгарии (часть Северо-западного Китая между Алтайскими горами и Тянь-Шанем), Чокан писал: «Средняя Азия в настоящем своём общественном устройстве представляет явление крайне печальное, какой-то патологический кризис развития. Вся страна, нисколько не преувеличивая, есть не более не менее, как одна громадная пустыня с заброшенными водопроводами, каналами, колодцами, усеянная развалинами; пустыня, занесенная песками, заросшая уродливыми кустами колючего саксаула и обитаемая только стадами диких ослов и пугливых сайгаков. Среди этой Сахары разбросаны по берегам рек небольшие оазисы, осенённые тополевыми, тутовыми деревьями и вязами, там и сям попадаются рисовые поля, дурно возделанные, плантации травянистого хлопчатника, который снимают не дозрелым, виноградники и фруктовые сады, представленные ленивым человеком исключительно на милость природы. На этих оазисах, на развалинах многовратных городов стоят жалкие мазанки, и в них живёт дикое, невежественное племя, забитое до идиотизма религиозным монархическим деспотизмом туземных владельцев, с одной стороны, и полицейской властью китайцев — с другой».
12 апреля 1858 года Чокан со своим караваном вернулся в укрепление Верное. Но вернулся совсем больным- «Книга для записи прошедших караванов, частных лиц и других через укрепление Верное», свидетельствует, что поручик Валиханов, несмотря на болезнь, оставался там всего 13 дней, и поспешил в Семипалатинск, один, на телеге, намного опередив медленно продвигающийся караван. Но из Семипалатинска Чокан не спешил в Омск к генерал-губернатору. Во-первых, он был тяжело болен, а во-вторых, узнав, что М.Ф.Достоевский получил первый офицерский чин прапорщика, смог, как всякий офицер, подать в отставку, а получив одновременно разрешение вернуться в европейскую часть России, собирался выехать в Тверь, Чокан решил некоторое время побыть в гостях у М.Ф.Достоевского. В один из майских дней Достоевский и Валиханов сфотографировались вдвоём. На карточке Достоевский в мундире, Валиханов в плаще, его знобило, он был не здоров. Волосы, которые он в путешествии брил наголо, ещё не успели отрасти. У Чокана на фотографии погасшие глаза, набрякшие веки, замкнутое лицо, заострившееся скулы, свисшие усы. В свои 23 года шикарный недавний денди выглядит ровесником 38-летнему, прошедшему каторгу и солдатчину Достоевскому.
И только в начале июля Чокан вернулся в Омск. 13 июля 1859 года генерал-губернатор Госфорт отправил рапорт министру иностранных дел князю А.М.Горчакову, в котором сообщалось о благополучном возвращении поручика султана Валиханова. В рапорте, в частности, говорилось; «Поручик Валиханов, несмотря на опасное положение, успел собрать многие полезные сведения. Как только записка им будет составлена и, он поправится в здоровье, расстроенным от многих лишений, Валиханову необходимо самому поехать в Петербург, чтобы сделать пояснения в Азиатском департаменте».
26 сентября 1859 года Омск шлёт рапорт директору Азиатского департамента: «Поездка Валиханова отложена впредь до выздоровления».
16 декабря генерал-губернатор сообщает в Петербург: «Здоровье поручика Валиханова начало поправляться, и он теперь усиленно занимается окончанием своих записок…».
Записка-отчёт о путешествии в западный Китай в Омске чётким почерком перебелил штатный писарь. И повёз его в запечатанном сургучом пакете в Петербург сам Чокан Валиханов. Тюмень — Екатеринбург — Пермь — Казань — Владимир — Москва — Петербург. Из Москвы в Петербург Чокан ехал по железной дороге, уже вошедшей в казахские сказки о железном огнедышащем коне и чужестранных чудесах. Сразу же по прибытии в Петербург Чокана привезли в Азиатский департамент. Его отчёт директор департамента Ковалевский назвал гениальным. В Петербурге Валиханов прожил более года; с февраля по май 1861 года.
В Петербурге он менее всего ощущал себя инородцем, и тут дело не только в том, что он был и довольно богат, и одет в офицерский мундир, сшитый у дорогого модного портного.
В его Петербуржских размышлениях, разговорах с друзьями и в письмах к родным (на чагатайско-кипчакском языке) о будущем казахского народа в условиях многоязычной Российской империи, жило усвоенное ещё в юные годы, когда он учился дома в школе, а потом в Омском кадетском корпусе, понимание, что есть две России — Россия чиновничья и Россия прогрессивная, которая научила его, как сделаться таким, каков он ныне есть: казах, образованный по-европейски вполне и, не утративший ни грамма своей национальной сути, даже напротив, яснее осознавший, благодаря своей принадлежности к русскому передовому обществу, великую ценность многовековой культуры своего народа и других народов Азии, возможности развития в будущем.
В Петербурге перед Валихановым открылась карьера. В указе императора говорилась: «В воздании отлично — усердной в ревностной службы состоящего по армейской кавалерии поручика султана Чокана Валиханова, оказанной им при исполнении возложенного на него осмотра некоторых из пограничных среднеазиатских владений, сопряженных с усиленными трудами лишениями и опасностями. >.»- он был произведён в штаб-ротмистры и награждён орденом святого Владимира.
Император Александр II с самого начала проявил большой интерес к экспедиции Валиханова, к личности офицеров из инородцев. Получив от генерал-губернатора Госфорта представление Валиханова к ордену Святой Анны, Александр II счёл награду недостаточной и наградил более высоким но статусу орденом — военным орденом Владимира.
Восторженный, триумфальный приём молодого путешественника, учёного, офицера Валиханова у императора, в Академии Наук, в географическом обществе, да и у всего Петербуржского общества так повлияло на Чокана, что он почувствовал себя лучше, и ему казалось, что чахотка отступила. 9 августа 1860 года он писал отцу; «За время пребывания в Петербурге я стал чувствовать себя лучше прежнего. Видимо, его климат мне не так уж вреден. Об этом знают все мои приятели, знакомые и большие начальники с коими я познакомился здесь, в частности, военный министр Милютин, барон Ливен, граф Толстой, сенатор Любимов и многие другие. Бываю у них в гостях».
Нет, климат Петербурга тут ни при чём, наоборот, в сыром климате Питера, как правило, чахотка — туберкулёз лёгких развивается очень быстро, видимо моральный успех помог Чокану задержать развитие болезни. А о людях, помеченных в письмах, хочется сказать особо:
Дмитрий Алексеевич Милютин (1816-1912 гг.), государственный деятель, учёный генерал-фельдмаршал, почётный член Российской академии наук. В 1861-1881 годах военный министр. В письме к отцу Чокан внёс ошибку: в 1860 году Милютин был товарищем, то есть заместителем военного министра.
Барон Ливен — генерал-квартирмейстер Генерального штаба, ведавший вопросами изучения местности военных действий, организации расположения и передвижения войск, подготовкой военных карт, строительством укреплений и др. Дмитрий Андреевич Толстой — граф, писатель, историк, с 1866 года министр народного просвещения. Николай Иванович Любимов — директор Азиатского департамента (до Ковалевского). Он проявил особый интерес к самому Валиханову и к его отчётам, так как ещё в 1845 году переодетый в азиатские одежды под именем купца Хорошева побывал с караваном в тех местах, где потом побывал Чокан. Он первый из русских деятелей обратил внимание на то, что путь через Семипалатинск в Китай гораздо удобнее пути через Кяхту (город Бурятии на границе с Монголией) для развития торговли с Китаем.
По ходатайству министра иностранных дел князя Горчакова перед императором штаб-ротмистр Валиханов был причислен к Азиатскому Департаменту МИДа с назначением ему жалования как драгоману (переводчик). Исследователи научного наследия Валиханова отметили, что рукою Горчакова сделана пометка на полях Кашгарского отчёта Валиханова: «Я был бы вам весьма благодарен, если бы вы сообщили географическому обществу то, что вы из этого почтёте возможным». Как известно, доклад Валиханова в географическом обществе 4 мая 1860 года был воспринят с благодарностью, и он был избран действительным членом Российского Императорского Географического общества. Однако полностью труд Чокана под названием «О состоянии Алтыншара, или шести восточных городов китайской провинции Най-лу (Малой Бухары) в 1858-1859 годах» появился в свет только в 1904 году в томе сочинений Чокана Чингисовича Валиханова, изданном Русским географическим обществом.
Сообщение, сделанное Чоканом 4 мая 1860 года на собрании географического общества, легло в основу его «Очерков Джунгарии», опубликованных в «Записках Русского географического общества» в начале 1861 года в книгах 1-ой и 2-ой. Там же были опубликованы рисунки Чокана и карта Семиреченского и Заилийекого края Семипалатинской области и Илийской части Китая (Джунгарии). В этом очерке Чокан рассказал о древней высокой культуре народов Средней Азии. Он сообщил о значении народных приданий для постижения истории кочевых народов и о близости киргизских (казахских) сказок, мифов, эпических песен и легенд.
Вслед за «Очерками» в 3-й книге «Записок Русского географического общества» за 1861 год появились географргаеский обзор и исторический очерк из Кашгарского отчёта Валиханова, а в 1868 году в «Записках» было опубликовано описание пути Чокана с караваном купцов в Кашгар и обратно.
Но со здоровьем стало хуже- В архиве МИДа обнаружена записка некоего чиновника министерства к известному доктору Лилиянбергу от 14 марта 1860 года, в котором он просит доктора навестить больного поручика Валиханова, который известен лично господину министру как полезный по службе офицер. Прожив год в Петербурге, Чокан отказался от первоначального плана поступить на восточный факультет университета, так как всему тому, что учат в университете, он успел постигнуть самостоятельно. Но отдельные лекции, в частности лекции профессора Костомарова о бунте Разина, ходил слушать. В Петербурге Чокан был избран членом Общества помощи нуждающимся литераторам и учёным. Он принимал участие в вечерах Литературного фонда. Был представлен Тургеневу О трудах Валиханова узнали в Западной Европе. В «Колоколе» Герцена, выходящем в Лондоне, были напечатаны материалы Валиханова о Степи, в которых он во всеуслышание назвал причины разорения казахских аулов. Одной из причин он считал злоупотребление чиновников при переписи скота, когда они казаху-степняку заранее вписывают огромное количества скота и принуждают откупаться, чтобы снизить сумму ясака-налога. Он поставил под сомнение официальные данные о тогдашнем состоянии животноводства во всех трёх жузах. Весной 1861 года Чокан собирался домой в Степь. Официальной причиной считалась необходимость поправить чистым воздухом и кумысом, расстроенное Петербуржским климатом здоровье. А он действительно был болен. Но, пожалуй, не только чахотка заставила Чокана отправиться на родину вскоре после объявления манифеста об отмене крепостного права. Он, как и многие, окружившие его в Питере литераторы, учёные, общественные деятели, ждал новых реформ. Нарушивший инструкции о переговорах, полковник Черняев по своей инициативе захватил Какандские крепости Аулие-Ату (ныне п Тараз), Чимкент, Ташкент и ряд других. Став в 1865 году военным губернатором Туркестанской области, он в 1866 году был снят с этой должности за превышение полномочий.
Не согласный с действиями полковника Черняева, и несмотря на то, что за отличие в военных действиях против кокандцев, он был произведён в чин ротмистра, Чокан подал в отставку. И уехал на родину. Он уже был тяжелобольным. 10 апреля 1865 года в урочцще Кочен-Тоган Чокан Валиханов умер.
Им никогда не владели тщеславные помыслы. Он всю свою короткую сознательную жизнь мечтал повести свой народ к знаниям и растолковать многоязычной России, что такое степь и её кочевой народ, открыть всему человечеству жизнь казахов, их прошлое, настоящее, их помыслы о будущем…
