В эпоху Чингиз-хана (1155 — 1227) в государственной жизни действовал родовой принцип, согласно которому государство считалось собственностью всей царствующей фамилии и распадалось на множество уделов-владений. Чингиз-хан подчинился народному обычаю и еще при жизни назначил уделы своим сыновьям и другим родичам.
Насколько можно судить по имеющимся материалам, первым был выделен старший сын Чингиз-хана, Джучи. Когда в 1207—1208 годах Джучи покорил енисейских кыргызов и прочие «лесные народы» юга Сибири, говорится в монгольской хронике 1240 года под названием «Сокровенное сказание», отец подарил все эти народы ему. Впоследствии, после покорения Чингиз-ханом Средней Азии (1219—1224), в состав удела Джучи вошли обширные земли к западу от Иртыша и от границ Каялыка (в Семиречье) и Хорезма (Нижняя Амударья), по выражению Джувейни, «вплоть до тех пределов, куда доходили копыта татарских коней», то есть до границ царства волжских болгар.
Тогда же, или еще раньше, согласно Рашид ад-Дину и анонимному автору «Муизз ал—ансаб» (XV век), Чингиз-хан выделил Джучи четыре тысячи человек из четырех племен во главе с нойонами (эмирами)-ты-сячниками: из племени сиджиут, племени кингит, племени хушун, племени аралат.
Когда Чингиз-хан выделил владения своим четырем старшим сыновьям, пишет Абу-л-Гази, то, посадив их вместе, сказал им:
— Будьте между собою согласны, не враждуйте друг с другом.
И вынув из своего колчана стрелу, переломил ее; потом, сложив вместе несколько стрел, спросил:
— Кто переломит их?
Никто не смог переломить. Тогда Чингиз-хан сказал своим сыновьям:
— Вы подобны этим стрелам; если все вы, избравши одного из среды своей, поставите его себе государем и будете неуклонно следовать его повелениям, никто не сокрушит вас; но если, оставивши единодушие, отделитесь один от другого враждою, то вас так же сокрушат, как переламывают одну стрелу.
«Прекрасное было дано наставление», — завершает свою притчу автор «Шаджара—йи тюрк».
Согласно Рашид ад-Дину, орАО (ставка) Джучи «была в пределах Иртыша». По утверждению историка Абу-л-Гази, Чингизида, «резиденция (тахтгах) Джучи располагалась в Дешт-и Кипчаке, и это место (йер) называлось Кок-Орда».
И в мусульманских, и в китайских источниках говорится, что Джучи «был человеком горячим, чрезвычайно храбрым и искусным воином». Очевидно поэтому Чингиз-хан поручил именно Джучи заведование царской охотой. Тогда это была действительно важная и ответственная должность. В Монгольском государстве облавная охота была не только забавой, прежде всего, это был источник для пополнения продовольствия; кроме того, она имела еще одно важное значение — обучение войск маневрам.
Джучи принимал участие в походах отца на Северный Китай, Среднюю Азию, а также по приказу Чингиз-хана выполнял ряд ответственных поручений, таких, как покорение в 1207-1208 годах енисейских кыргызов и «лесных народов» юга Сибири, поход в 1216 году в Восточный Дешт-и Кипчак против бежавших туда из Западной Монголии мер-китов — заклятых врагов рода Чингиз-хана. Все походы Джучи заканчивались победой.
Так продолжалось до начала 20-х годов. Завершив военную кампанию в Средней Азии, в 1224 году Чингиз-хан вернулся с сыновьями в Монголию, но среди них не было Джучи. Он остался в полюбившихся ему Кипчакских степях, чтобы заняться заботами правления своего улуса-владения, и больше не принимал участия в походах отца.
О том, какими событиями сопровождалось правление Джучи своим улусом, в источниках сведений нет. Зато в источниках имеется немало подробных описаний обстоятельств рождения и последних лет жизни Джучи.
Набег, разбой и насилие были обычным явлением в тогдашней жизни Монгольской степи. Однажды, еще в XII веке, триста меркитских воинов неожиданно напали на стойбище Темучина, будущего Чингиз-хана, разграбили жилище и увели в полон его молодую жену Борте, которая была беременна. По версии анонимного автора «Сокровенного сказания», это случилось в отместку за то, что отец Темучина Есугей-баха-дур отнял будущую мать Темучина Оэлун у знатного меркита Чиледу. Плененную жену Темучина меркиты отдали в наложницы Чильгир-Боко, младшему брату обиженного Чиледу, самого Чиледу в то время уже не было в живых. У Чильгир-Боко Борте все время и находилась, пока ее не вызволили из плена.
По версии Рашид ад-Дина, меркиты не оставили Борте у себя, а отослали к Онг-хану. И так как тот был побратимом отца Темучина, то он почитал и уважал Борте, содержал ее на положении молодой снохи и оберегал от посторонних взоров. Борте была очень красивой, и эмиры Онг-хана между собой говорили:
— Почему Онг-хан не берет себе Борте-фуджин? До Онг-хана доходили эти разговоры, и он отвечал:
— Она на положении молодой жены моего сына и находится у нас в безопасности; неблагородно смотреть на нее с дурными намерениями.
Когда Темучин об этом узнал, он послал к Онг-хану эмира по имени Саба с просьбой вернуть Борте.
Оказав Борте внимание и заботу, Онг-хан отправил ее вместе с Саба. В пути у Борте появился на свет сын. Так как дорога была опасной и не было возможности остановиться и соорудить колыбель, Саба замесил немного мягкого теста, завернул в него ребенка и спрятал в полу своей одежды, чтобы его ничто не тревожило. Он вез его бережно и доставил к Темучину.
Здесь Чингизид Абу-л-Гази добавляет следующее:
«Темучин, увидев своего сына, обрадовался и сказал:
— К нам прибыл джуджи.
Монголы называют гостя джуджи, если он появляется неожиданно и в первый раз. По такому обстоятельству этому сыну было дано имя Джуджи».
Хотя Темучин и признал ребенка своим старшим сыном, тем не менее толки о происхождении Джучи не прекращались. По этой причине между ним и тремя его младшими братьями, тоже сыновьями Борте, согласия не было, препирательства и ссоры возникали при каждом удобном случае.
Однажды схватка между Джучи. и его младшим братом Чагатаем произошла прямо на военном совете и в присутствии отца.
Случилось это в начале осени 1219 года перед началом похода в Среднюю Азию. В присутствии главных жен и сыновей, младших братьев и видных военачальников Чингиз-хана решался важный вопрос о наследнике престола.
Чингиз-хан дал слово Джучи первому. И тут произошла пренепри-ятнейшая семейная сцена. Чагатай, второй сын Чингиз-хана, в ярости вскочил со своего места и заявил:
— Отец! Ты повелеваешь первому говорить Чжочию. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Чжочия? Как можем мы повиноваться этому наследнику меркитского плена? (выделено мной. — Т. С).
При этих словах Чжочи вскочил и, вцепившись в воротник Чагатаю, воскликнул:
— Родитель государь пока еще не нарек тебя. Что же ты судишь меня? Какими заслугами ты отличаешься? Разве только лишь свирепостью ты превосходишь всех. Даю на отсечение свой большой палец, если только ты победишь меня даже в пустой стрельбе вверх. И не встать мне с места, если только ты повалишь меня, победив в борьбе. Но будет на то воля родителя и государя.
Чжочи с Чагатаем ухватились за вороты, изготовясь к борьбе. Тут сподвижники Чингиз-хана растащили разгорячившихся братьев.
Чингиз-хан долго молчал, а затем обратился к своим сыновьям с такими гневными словами:
— Как смеете вы подобным образом отзываться о Чжочи! Не Чжочи ли старший из моих царевичей? Впредь не смейте произносить подобных слов!
Чагатай признал свою неправоту, и ссору замяли.
Как сообщает перс Джузджани в «Табакат—и Насири» (1260), в последние годы жизни Чингиз-хана и Джучи между отцом и сыном произошло столкновение.
Джучи настолько полюбил Кипчак, говорится в источнике, что решил избавить эту страну от разорения.
«Мой отец, Чингиз-хан, потерял рассудок, — сказал он своим близким приближенным, — так как губит столько земель и изводит столько народу». Потому он, Джучи, хочет убить Чингиз-хана во время охоты.
Чагатай, младший брат Джучи, проведав об этом коварном плане, рассказал все отцу, и тот велел тайно отравить Джучи.
У Рашид ад-Дина приводится другая версия на этот счет.
По его рассказу, покидая Туркестан в 1224 году и оставляя в Дешт-и Кипчаке Джучи, Чингиз-хан поручил ему покорить «северные страны, как то: Келар, Башгирд, Урус, Черкес, [Западный] Дешт-и Кипчак и другие области тех краев».
Сын не исполнил поручения отца. Чингиз-хан крайне рассердился и вызвал сына в свою орду (ставку). Тот ответил, что его «постигла кручина болезни» и он не может отправиться в Монголию. Между тем, один монгол из племени мангыт, прибывший с западных границ империи, рассказал, что-де видел Джучи на охоте у «одной горы».
«По этой причине воспламенился огонь ярости Чингиз-хана и, вообразив, что Джучи, очевидно, взбунтовался, что не обращает внимания на слова отца», он послал против него Чагатая и Угедея, младших его братьев, с войском, намереваясь идти вслед за ними. В это время пришло роковое известие о кончине Джучи.
Дата смерти Джучи у Рашид ад-Дина не указывается. Согласно Хам-даллаху Казвини (родился в 1281), который был близок к Рашид ад-Дину и управлял по поручению последнего финансами Казвина и соседних округов, Джучи «умер шестью месяцами раньше Чингиз-хана». По известиям Махмуда ибн Вали, автора «Бахр ал—асрар»у он умер в месяце раби ал-аввал 627 года хиджры/19 февраля — 20 марта 1227.
В источнике XV века «Шаджарат ал—атрак» («Родословие тюрок») содержится поэтический рассказ о том, как Улуг-Джурчи, который был приближенным и одним из великих эмиров двора, сообщил Чингиз-хану о смерти его старшего сына. И будто бы Чингиз-хан ответил по-тюркски стихами:
Кулун алган куландай кулунумдан айрылдым Айрылышкан аккудай эр улумдан айрылдым.
В переводе это звучит так:
Подобно кулану, лишившемуся своего детеныша,
я лишился своего детеныша; Подобно разлученным лебедям,
я разлучен со своим героем-сыном.
Когда услышали от Чингиз-хана такие слова, все эмиры и нойоны, находившиеся в ставке, встали, выполнили обычай соболезнования и стали причитать.
«Через шесть месяцев после смерти Джучи-хана, — пишет автор «Шаджарат ал—атрак», — Чингиз-хан также распростился с миром».
По ранним источникам, Джучи был похоронен в верховьях Иртыша; по преданию, приведенному автором XVI века Хафиз-и Танышем, гробница Джучи находится в Центральном Казахстане, в бассейне Сарысу, близ речки Сарайлы, несколько севернее речки Терс-Кендерлик.