КУЛЬТ ПРЕДКОВ — Во имя предков
КУЛЬТ ПРЕДКОВ 1. Во имя предков. Познание или духовное освоение действительности — это не простое, зеркальное отражение, а сложный процесс постепенного перехода от явлений к сущности. В процесс познания сущности явлений, причиной связи событий может происходить неправильное восприятие действительности, в результате чего и создаются искаженно-фантастические представления. Раз возникнув, ошибочное, фантастическое восприятие мира может существовать устойчиво в течение длительного времени. Например, представление о загробном мире как улучшенной копии земной жизни возникает, по археологическим данным, еще в недрах неолитического Казахстана. В несколько усложненном виде подобные понятия мы застаем в погребальных ритуалах казахов XVI-XVIII вв., в которых участвуют реликты многих воззрений и религиозных верований, включая и ислам. Особенность народных представлений — олицетворение природных и социальных сил, возникающее как одно из проявлений специфики абстрактного логического мышления, дает возможность отрыва понятий, идей от реальности, когда фантазия выдается за действительность, обычные явления принимаются за сверхъестественные, предметы и вещи наделяются способностью чувствовать и мыслить. В результате такого раздвоения понятия и идеи получают атрибуты бессмертия в противовес предметному миру, постоянная видоизменяющаяся природа которого общедоступна эмпирическому опыту. В конечном свете, идейный корень культа предков восходит к философскому идеализму.
В основе культа предков лежит учение о бессмертии души, вера в загробную жизнь душ умерших, которые якобы интересуются жизнью родственников и оказывают влияние на их дела. Культ предков, таким образом, представляет собой разновидность религиозного идеализма. Этот культ имеет также исторические корни. Ни одна конкретная форма религии не может быть понята до конца, если не будет выявлена ее зависимость от предшествующего наследия. Исторические истоки культа предков уходят в далекое прошлое народа, они-то и способствовали его формированию у казахов и явились важным фактором его существования и последующего развития. Как раз в исторических корнях его и скрыт механизм преемственности и генетических связей с предыдущими этапами исторического процесса, ибо культ предков казахов был обусловлен своим предшествующим прототипом у племен и народностей, вошедших в этногенез казахского народа.
Культ предков соответствует определенной фазе развития общественного производства и выступает как часть его идеологии. Социальным корнем этого культа является патриархальный строй с кочевым скотоводческим способом производства при решающей роли мужчин в общественной организации материального производства. Он — продукт патриархальных отношений, их идейное отражение. Культ предков не возникает прежде, чем освящение положения в обществе живых, конкретных предков — отцов патриархальных семейств, старейшин рода, вождей, предводителей племен и конфедераций и т. п.
Культ предков в своем формировании предполагает сравнительно сложную степень общественных отношений. “…Настоящий культ предков в том смысле, что предки являются особами, которые влияют на всю жизнь человека, и поэтому им регулярно оказывается поклонение в том или ином виде, мы встречаем только у народа сравнительно высокой культуры, мы его находим именно там, где существует патриархальной строй, где глава семьи еще при жизни пользуется особым престижем среди своих детей, где главы семей являются лицами с огромной властью, с правом жизни и смерти над своими детьми и прочим членами своей семьи, и это чувство подчиненности, страха перед главой семьи переносится на него и после смертии.
Феодальные отношения складывались в Казахстане в процессе медленного разложения первобытнообщинного строя, сохраняя сильные патриархальнородовые пережитки в социально-экономических отношениях и быту в течение длительного периода. Следовательно, такое весьма длительное и устойчивое существование социально-экономической основы культа предков представляет казахский материал ценным и интересным. Культ предков, как патриархальная идеология, получил свое классическое развитие в условиях казахского кочевого общества.
После ниспровержения материнского права и установления патриархальных отношений “мы вступаем в область писаной истории и вместе с тем в ту область, — писал Ф. Энгельс, — где в силу существующей субординации в общине отцы семейств, могущественные представители рода, имея значительное влияние на благосостояние и жизнь своих сородичей, становятся объектами поклонения, сакрального уважения, принимающего иногда форму суеверного почитания”. Не всякому отцу предписано стать почитаемым. “Меланезиец, например, воздает культ только тем из покойников, которым при жизни общественное мнение приписывало обладание какой-либо сверхъестественной силой, способность производить то, что выше сил обыкновенного человека. Точно так же жители острова Яп (из группы Каролинских), — пишет Л. Штернберг, — почитают духов лишь тех предков,, которых они действительно уважали…”1. Справедливо мнение Ч. Валиханова — лучшего знатока казахской культуры XIX в., — что умерший должен заслужить посмертное почитание его еще при жизни. “Люди великие, сильные были и всесильными, всемогущими онгонами, мелкие натуры становились и по смерти ничтожными духами, которые не могли ни порядочно любить и не умели ненавидеть». Человек должен, благодаря отличительным материальным или духовно-нравственным качествам, заслужить той степени уважения, которая в дальнейшем переходит в религиозное почитание. Мудрые люди, имея огромный жизненный опыт, владея даром красноречия, отличались от простых смертных нравственными качествами, заслужили авторитет, стали общепризнанным кумиром и перед ними преклонялись как при жизни, так и после их смерти. Поклонение постепенно превратилось в идею подчинения всех членов рода или племени отдельной личности.
В уважительном отношении к старшим, естественно, нет ничего религиозного. Оно свойственно всем народам мира и является частью их нравственного сознания, формировавшегося в процессе трудовой деятельности. Лишь по мере усложнений общественных отношений, в результате их неверного осмысления эти морально-этические нормы освящаются религией.
Известны целые религиозно-философские доктрины (буддизм, конфуцианство и т. п.) как попытка систематизации стихийно выросших моральных норм, закрепленных в обрядовой практике, народных обычаях. Исторически обычаи представляли первый элемент не только морали, но и всех древних форм общественно сознания, являясь ведущей силой всех духав-ных отношений между людьми. На ранних ступенях становления цивилизации обычаи служили основой трансляции достижений культуры и общественного контроля. “Нравственность, — пишет Г. В. Плеханов, — возникает раньше, чем начинается процесс срастания относящихся к ней представлений с верой в существование богов. Религия не создает нравственности. Она только освящает ее правила, вырастающие на почве данного общественного строя”.
Патриархальный род и семья предполагали известную половозрастную иерархию внутри рода, семьи, чем обуславливались этико-нравственные нормы членов коллектива. Связь идеологии культа предков с общественной моралью казахского народа уходит глубокими корнями в седую древность истории кочевого мира. Так, еще в обществе ранних скотоводов Казахстана старейшины занимали видное место. Античные источники дают некоторые основания полагать, что старцы мас-сагетских племен, являясь родовыми вождями, главами патриархальных семей, одновременно отправителями культовых обрядов, исполняли функции родовых жрецов — абызов, пользовались особым вниманием родового коллектива. У них существовали различного рода ритуалы и обряды, направленные на сохранение сверхъестественных “качеств” и высоких свойств старейшин и членов рода. Культ отцов является особенно характерным для этой ступени в социальной области, который характеризуется столь высоким положением старейшин, что позволяет некоторым ученым ставить вопрос об особой форме управления таким коллективом, власти старцев — геронтократии.
Николай Дамасский, писатель I в. н. э., характеризуя общественные отношения скифского кочевого общества, в своем сочинении “Свод странных обычаев” писал, что питающиеся только кобыльим молоком скифы справедливы,… так что старших себя называют отцами».
Почитание отцов и старейшин в скифской родовой общине распространяется, естественно, и на правовые представления. Решение старейшины рода в том или ином вопросе, регулирующие правовые нормы коллектива, имело силу закона, исполнение его являлось кровным делом каждого. Другой автор начала нашей эры Лукиан отмечает, что у “скифов, если кто ударит кого-либо из равных, или, напав, повалит на землю или разорвет платье, то старейшины налагают за это большие наказания, даже если обида нанесена при немногих свидетелях'».
Старшие члены рода, старейшины, среди которых избирались вожди, являлись одновременно военачальниками, судьями, ведали также отправлением культовых обрядов, будучи в то же время и частицей рода, — они не только полновластно распоряжались судьбой и жизнью рода, но их собственное положение целиком и полностью зависело от членов рода. Например, у тюрков V1-VIII вв. еще бытовали пережитки обычая в форме ритуального убийства главы государства — кагана.
“При возведении государя на престол ближайшие важные сановники сажают его на войлок и по солнцу кругом обносят девять раз. При каждом разе чиновники делают преклонение перед ним. По окончании преклонения его сажают на верховую лошадь, туго стягивают ему горло шелковой тканью, потом, ослабив ткань, немедленно спрашивают: сколько лет он может быть ханом?”2. Некоторые детали этого древнего обряда уживались в церемониале избрания ханов под названием “хан-талау” (раздел имущества хана), бытовавшего среди казахов вплоть до XIX в.
Институт зависимости старейшин от родовой общины имелся у казахов XVI-XIX вв. Хан — более поздний продукт развития описываемого явления — не был наследственным верховным сюзереном, а избирался родовой знатью. Трудно согласиться с утверждением С. Толыбекова, что хан — лишь военный вождь — предводитель грабителей в кочевом обществе казахов3. Ученый упускает из виду, что общество казахов, политико-экономическую историю которого он анализирует, не могло бы просуществовать чисто военным, т. е. паразитическим путем. Нам кажется более убедительным, что в функции хана, как главного лица в социально-политической организации кочевого общества, входили политические, судебные и исполнительские функции. Без учета исполняемых ханом социальных функций, без определения социально-исторического места института ханства теряется смысл исследования ряда разделов истории кочевых народов, в том числе и казахского народа, и этап его истории, связанный с именем отдельных исторических деятелей. Институт старейшин, из недр которого в дальнейшем вышли ханы, — явление родовой демократии, пережитое исключительно всеми народами.
Это явление наблюдает Л. Морган среди ирокезов Америки, данные которого послужили фактически материалом для вывода, сделанного Ф. Энгельсом, что “род по своему усмотрению смещает сахэма (старейшины для мирного времени, в функцию которого входило и отправление судебных процессов) и военного вождя”.
Приведенное выше свидетельство Лукиана напоминает традиционный суд оиев казахов, всецело опиравшийся в своей деятельности на обычно-правовые нормы, выработанные и освященные предками. Существование суда биев у казахов, идентичного своему древнейшему предшественнику на большом промежутке времени, могло иметь место благодаря почитанию родовых биев. “Глубокие познания в судебных обычаях, соединенные с ораторским искусством, давали киргизам (казахам. —С. А.) это почетное звание (бия. — С. А.). Решения биев были непререкаемы’-. А в обществе, где отсутствовали принудительные органы, реализация этих решений без освящения роли старейшин, естественно, была бы невозможной. Предки и старейшины у казахов выступали в роли организаторов общественной жизни.
