Народы Западного Казахстана
Традиционно принято считать, что в древние времена на территории Западного Казахстана обитали народы кочевники — савроматы. Мнение это транслируется через учебники по истории Казахстана, как в школьные, так и в студепческие аудитории, а также доходит до читателя посредством художественной и научно-популярной литературы. Истоки данного, надо сказать, очень прочного научного мифа лежат в идеологии сталинской эпохи. Не думаем, что читателю будет интересно знать, какой из советских археологов породил его в 40-е гг. ушедшего столетия, важно, что сейчас эта идеологическая установка идет явно в разрез с накопленным археологическим материалом. Учитывая последнее обстоятельство, уже в конце 70-х гг. прошлого века корифей сарматской археологии К.Ф. Смирнов высказал мнение о проживании савроматов на территории Западного Казахстана, только в районах, примыкающих к Заволжью, а к востоку от них, он полагал, — кочевали племена дахов и массагетов. Однако, представляется, что ситуация была еще сложнее. К настоящему моменту, благодаря археологическим раскопкам удалось установить, что в древности в степях к югу от Уральских гор существовало несколько районов, имевших различный культурный и, значит, этнический облик. Особо важное значение в этом плане приобрели раскопки в Западно-Казахстанской области, о которых идет речь.
Анализ погребального обряда раскопанных в 2002 году курганов позволяет говорить, что при наличии общих черт в обряде захоронения (сложные погребальные склепы, возведенные из сырцового кирпича, ритуальные захоронения лошади у края могильной ямы) эти некрополи по целому ряду элементов погребального ритуала отличаются друг от друга. Так, в захоронениях в качестве деревянных надмогильных сооружений фиксируются только бревенчатые накаты, ямы отличает простота форм, а ориентировка покойников преимущественно западная, и только один раз отмечена северная. Деревянные сооружения, возведенные над могилами кочевников, в могильнике Кырык-Оба II имели вид шатра, опиравшегося на деревянные столбы. Также в Кырык-Обе зафиксирована могила с дромосом. Встречено здесь и коллективное захоронение людей на открытой площадке. Из ориентировок покойников отмечена только южная и юго-восточная. Кроме того, в ходе раскопок в 2001 г. в данном могильнике было раскопано так называемое «святилище огня» — сооружение, в котором приносились жертвы, в том числе человеческие, языческим богам.
Поиск аналогов данным обрядовым группам неожиданно привел к отдаленным друг от друга регионам. Так, курганы Кырык-Обы, как в обряде, так и в инвентаре, имеют наибольшее сходство с погребальными памятниками кочевников Приаралья VII-VI вв. до н.э., в 1-ю очередь из могильника Уйгарак в Кызылординской области. Это сходство проявляется, во-первых, в наличии деревянных столбовых конструкций, как на погребальной площадке, так и в могилах; во-вторых, в распространении «святилищ огня»; в-третьих, в существовании практики коллективных захоронений на погребенной почве; и, наконец, в-четвертых, в значительном преобладании южной ориентировки умерших в процессе захоронения. Приаральские параллели кырыкобинеким находкам есть и среди предметов сопровождающего покойников инвентаря -единственный аналог парадному мечу, обломки которого были найдены в коллективном погребении кургана № 18, имеется в могильнике Тагискен в низовьях Сыр-Дарьи. С другой стороны, нельзя не отметить скифское направление культурных связей кочевников Приуралья, которое прослеживается в обряде и вещевых наборах курганов. В Кырык-Обе своеобразным этнокультурным скифским маркером, кроме южной ориентировки скелетов и дромосной могильной ямы, являются бронзовые нащечники из комплектов конской узды (только в Скифии они имеют самое широкое распространение, а в нашей зоне встречены впервые!).
Таким образом, можно сделать вывод о том, что в указанное время в Западном Казахстане в составе политического союза кочевников присутствовало не менее 3-х этнических компонентов. При этом скифы должны были играть ведущую роль в процессах этнокультурогенеза в Западном Казахстане в середине I тыс. до н.э. Следовательно, материалы курганов древних кочевников Кырык-Обы, информируют нас о наличии различных векторов этнических и культурных связей. Причем рассматриваемые памятники не соприкасаются с регионами-донорами, а находятся на значительном удалении от них, в окружении других этнокультурных массивов. Хотелось бы обратить внимание и на то, что достаточно сильное лриаральское влияние на территории Уральского левобережья наблюдается в курганах у оз. Чслкар, в то же время в обряде могильников у села Алебастрово и аулов Увак и Танаберген (среднее течение Илека) имеются существенные параллели с савроматской (блюменфельдской) культурой Нижнего Поволжья, тогда как среди археологических памятников рассматриваемого времени в верховьях Илека (Бесоба, Сынтас) и Ори (Уркач) отчетливо наблюдается среднеазиатское влияние. Все это позволяет видеть мозаичную этнокультурную карту территории Западного Казахстана в конце VI-V вв. до н.э.
Напрашивается вопрос: как могло получиться так, что племена с несколько отличной культурой и, может быть, говорившие на разных языках или, по крайней мере, разных диалектах одного языка, расселились в пределах Западного Казахстана чересполосно, соприкасаясь с чуждыми родовыми группами. Ответ может быть, скорее всего один: такое могло произойти лишь в связи с процессом завоевания и освоения кочевниками новых земель. Хрестоматийный пример подобного характера расселения кочевников — создание улусной системы Чингисханом, когда на завоеванные земли (нунтуки) он передавал потомкам и соратникам народы, проживавшие, порой, до этого на значительном удалении друг от друга, и при этом родственные связи совершенно не учитывались. В результате старые племена дробились на куски, а взамен их создавались, новые этнополитические союзы — улусы.
Резонно предположить, что примерно такая же ситуация сложилась в исследуемом регионе в VI в. до н.э. До этого, судя по археологическим данным, плотность населения из-за засушливых природных условий была чрезвычайно низка. И лишь в начале-середине VI в. до н.э. в Южном Приуралье появились могилы с инвентарем, присущим скифским всадникам Восточной Европы. Возникает вопрос: кто такие скифы и как они оказались в пределах Казахстана?
Скифская культурно-историческая общность сложилась в поясе степей от Монголии до Дуная в начале 1 тыс. до н.э. Имя «скифы», как свидетельствует историк Геродот Галикарнасский, греческого происхождения и оно было общим для всех евразийских кочевых «варваров». Он замечает, что самоназвание этого народа — «сколоты». Другое имя древних кочевников Казахстана и Восточной Европы известно из древнеперсидских письменных источников, где они называются «сака». Свое появление на исторической арене они отметили вторжением на Ближний Восток в начале VII в. до н.э. В ассирийских памятниках письменности их именуют «иплкуза», в Ветхом Завете -«ашкеназ». Долгое время евразийские «кентавры» были самой влиятельной политической силой в Передней Азии, пока в конце вышеназванного столетия предводители скифов не были предательски перебиты на пиру царем Мидии Киаксаром. После этого происшествия скифы (саки) вынуждены были вернуться в родные степи Восточной Европы и Казахстана. Судя по сообщениям древних авторов, возврат этот был отнюдь не мирным. Как пишет Геродот, потомки скифских жен и рабов восстали против скифов и не пропускали их в собственные земли. Лишь в результате ожесточенной борьбы скифы вернули себе родной юрт. Это почти легендарное сообщение является отражением реальных исторических событий, развернувшихся в то время в степях Восточной Европы. В конечном итоге, с середины VI в. до н.э. скифская культура распространяется на широком пространстве от Истра (Дуная) до Танаиса (Дона). Именно с процессом возвращения скифов из Передней Азии и повторным освоением ими евразийских степей необходимо связывать появление воинских захоронений в 1-й половине VI в. до н.э. на Илеке — в Оренбуржье и в Западном Казахстане, а также целого ряда курганов в степном Зауралье. Это суждение может быть аргументировано следующим образом: Во-первых, для них характерны элементы погребальной архитектуры скотоводов лесостепной Украины и предгорий Северного Кавказа, а именно столбовые курганные конструкции, возведенные над дромосными и катакомбными могилами.
Во-вторых, с конца VI в. до н.э., то есть с момента окончательного оформления племенного союза кочевников Южного Приуралья, в данном регионе получили широкое распространение предметы материальной культуры, производные от скифских вещей. Главным образом,, это положение, касается предметов вооружения и конской узды. Бронзовые втульчатые наконечники стрел, характерные для погребений лесостепного Приднепровья и Северного Кавказа УП-У1 вв. до н.э., встречаются в самых ранних комплексах исследуемого региона не разрозненно, а в совокупности, насчитывая десятки экземпляров. Некоторые же из них, вероятно, можно считать типично приуральски ми, но появившимися в результате контактов со скифами. Приуральские мечи и кинжалы, вероятно, произошли от акинаков, получивших более раннее распространение в Причерноморье и Северном Кавказе. При этом специалисты отмечают скифскую технологию изготовления сарматского оружия. Скифские истоки узды приуральских номадов подчеркивают находки конских налобников и нащечников, характерных именно для скифской культуры. Находки этих предметов фиксируются в курганах воинской знати Илека с середины VI в. до н.э. В этот перечень необходимо включить отдельные типы бронзовых зеркал, глиняной посуды и наборы украшений (преимущественно стеклянных бус).
В-третьих, присутствие скифского этноса надежно подтверждается распространением в VI в. до н.э. на Южном Урале такой разновидности монументальных памятников как скифские каменные изваяния. Каменные изваяния, также как наскальные изображения и массивные каменные жертвенники-алтари являются надежными индикаторами миграций, поскольку они изготавливались на месте, так как перевозить их в телегах на тысячекилометровые расстояния было затруднительно. Более того, археологами зафиксированы случаи погребения скифских статуй. Вероятно, это происходило перед уходом родоплеменного объединения из родных мест в дальние страны. Показательно, что изваяния, открытые археологами за последнее десятилетие в Западном Казахстане, по своей морфологии и иконографии самые близкие параллели имеют среди скифской каменной скульптуры. И потому, мы предполагаем, что именно скифы стали этническим ядром мощного кочевого союза, зародившегося во 2-й половине VI в. до н.э. и получившего у археологов название «прохоровская культура». Для этого есть, по крайней мере, два аргумента: 1) скифы раньше всех вторглись в Южное Приуралье; 2) они идеологически доминировали в новом племенном союзе. Кроме того, нельзя забывать об их воинском потенциале, — они сами по себе представляли грозную силу, но еще более значительные войсковые объединения родственных племен находились в Северном Причерноморье.
По мнению многих исследователей, на восток от Причерноморья к горам Южного Урала мигрировали так называемые «скифы-отщепенцы». По этому поводу Геродот сообщает, что на восток от земли савроматов у подножья каменистых гор проживают скифы, отделившиеся от царских). Они то и оставили воинские могилы начала-середины VI в. до н.э. на Илеке и на востоке Башкирии. В это время скифские лучники подчиняют местных скотоводов (возможно, это были савроматы), а в конце, рассматриваемого столетия инкорпорируют в свою среду большую группу кочевников Приаралья — массагетов. Всё больше специалистов склоняется к мнению,что другое имя массагетов — «сака-тиграхауда» древне-персидских источников. В конце VI в. до н.э. им пришлось выдержать несколько ожесточенных войн с Ахеменидским Ираном. О перипетиях этой борьбы свидетельствуют Геродот и древнеперсидские письменные сообщения. В частности «отец истории» рассказывает о войне Кира Великого с массагетами в 530 г. до н.э., когда предводительница азиатских кочевников царица Томирис одержала верх над персидским царем. Однако на этом событии враждебные отношения между персами и массагетами не заканчиваются. Наличие на северных границах персидской державы мощного кочевого союза сковывало завоевательную политику Ахеменидов, поэтому очередная персо-массагетская война была неотвратима. Примерно 519 г. до н.э. историки датируют войну преемника Кира — Дария I с объединением «сака-тиграхауда», в результате которой последние, как свидетельствует Бехистунская надпись, были покорены персидским владыкой и изгнаны из Средней Азии. Это событие удивительным образом перекликается с рассказом Геродота о войне Дария I со скифами. В частности, греческий историк сообщает, что в ходе скифской кампании Дарий приказал создать на границе со Скифией на расстоянии дневного перехода линию из 8 крепостей. На территории Украины ни одной иранской крепости по сей день не обнаружено, зато система крепостей с ахеменидской архитектурой открыта на границе Хорезма с Тураном. И, как полагают исследователи, датируются они V в. до н.э.
Судя по тому, что в курганах кочевников Западного Казахстана конца VI-V вв. до н.э. отчетливо проявляются при аральские культурные параллели, не все массагеты (сака-тиграхауда) подчинились завоевателям — значительная их часть ушла в степи Южного Урала. Более того, элитарный характерэтихкурганов,позволяетвысказать предположение, что массагеты вошли в состав воинско-жреческой знати местных кочевников. Отсюда можно предположить особый характер отношений среднеазиатских беглецов со скифскими правителями. Интересно, что еще С. П. Толстов, известный организатор советской археологии полагал, что массагеты—это «великие саки», то есть «царские скифы». В свете того, что было сказано выше, данное предположение нам кажется вполне вероятным. Скифо-массагетские рода, вероятно, составляли верхушку общества в новом племенном союзе. Влияние же номадов Западного Казахстана в то время было огромно. Их культура распространилась от Устюрта на юге до истоков Урала на севере и от Тургайского прогиба на востоке до Камыш-Самарских озер — на западе. Воинский потенциал носителей прохоровской культуры был значителен. Отдельные конные отряды приуральских номадов проникают далеко на восток. Оружейные комплексы западноказахстанского происхождения археологи находят на Алтае и юге Западной Сибири. Под влиянием западноказахстанского пассионарного толчка перекраивается этнополитическая карта Степи. Так, вероятно, не без участия «прохоровцев» в V в. до н.э. прекращает свое существование тасмолинская культурно-историческая общность кочевников Центрального и Северного Казахстана, а затем в лесостепной зоне Западной Сибири складывается саргатская культура с сильными степными элементами в традициях элиты общества. При этом исследователи отмечают высокий уровень ее милитаризации: проживая по соседству с воинственными соседями, скотоводы юга Западной Сибири должны были пребывать во всеоружии.
Стоит заметить, что приуральские номады вступили в тесныеконтактысамогоразличногохарактерасзауральскими и западносибирскими угорскими лесостепными племенами. Надо полагать, что в условиях завоевания в приуральские степи из Скифии прибыли в основном молодые мужчины-воины. Потому, велика была роль брачных контактов с лесными племенами. Свидетельством таковых может быть распространение у кочевников керамики, в тесто которой добавлялся тальк (типично зауральский технологический прием изготовления лепной посуды). С другой стороны, данные контакты были обусловлены поисками кочевниками рудных баз для изготовления оружия. В этой связи Б.Ф. Железчиков высказал мнение о том, что лесные угры поставляли кочевникам металл в качестве дани. Таким же образом в степь могла поступать пушнина, возможно, рыбный клей, используемый для скрепления деревянных предметов, в частности, луков. Могучий союз кочевников Западного Казахстана и в последующее время осуществлял активную внешнюю политику, участвуя во многих политических акциях как в пределах Восточной Европы, так на Среднем и Ближнем Востоке.
