Общинно-родовые пережитки и их роль в общественных отношениях. В. И. Ленин указывал, что в каждом обществе всегда имеются остатки прошлого, элементы настоящего и зачатки будущего. Вопрос о их соотношении может быть рассмотрен лишь в конкретном плане. Остатки прошлого в жизни общества могут быть двоякого рода. Это, во-первых, пережитки предшествующей общественно-экономической формации и, во-вторых, наследие, доставшееся обществу от первоначальных стадий развития существующего способа производства.
В зависимости от того, каким общественным строем они порождены, какова преемственная связь между ними и существующим способом производства, эти пережитки могут иметь различный характер в обществе. Общинно-родовые пережитки, сохранившиеся в казахском обществе первой половины XIX в., были пережитками,-унаследованными от предшествующей общественно-экономической формации — от первобытно-общинного строя. Непреложный закон диалектики общественного процесса таков, что новые производственные отношения возникают и формируются не отдельно от старых, а в их недрах.
Они не могут не впитывать в себя и не сохранять на протяжении определенного периода качеств старого строя, вынашивавшего их. Более того, часто новые явления облекаются в старые формы. Первые классовые общества не были свободны от форм и отношений предшествовавшего им первобытно-общинного строя. В одних обществах они проявлялись более резко и сохранялись сравнительно долго, а в других обществах обнаруживались слабее и преодолевались относительно энергично и быстро. Все это обусловливалось конкретно-историческими условиями развития той или иной страны. Старые формы и отношения в течение известного периода, когда новые производительные силы общества еще не обрели силы, не окрепли и достаточно еще не развились, оказываются в той или иной степени годными для обслуживания нового общества. Ведущим социальным группам в обществе в первое время было гораздо легче обеспечивать свои интересы, расходившиеся с интересами старых групп и классов, в рамках старых форм и отношений, довлевших над массами и привычных им. По мере роста несоответствия между формой и сущностью общественных явлений, которое закономерно возникало в процессе дальнейшего развития общества, старые формы и отношения постепенно заменяются новыми, вытесняются вначале из области, непосредственно.затрагивающей интересы экономически господствующих классов, ослабляются, а затем ликвидируются. Такой путь развития характерен для всех народов.
Общества тем быстрее освобождаются от старых форм и остатков прежних отношений, чем быстрее развиваются их производительные силы. Живучесть, устойчивость старых форм и отношении находится в прямой и органической связи, главным образом, с раз: вйтием производительных сил общества. Постоянные изменения и перевороты в области производительных сил создают предпосылки и приводят к очищению общественной жизни от старых, переживших себя социальных институтов и устаревшей идеологии. Наоборот, медленный, почти незаметный поколениям процесс развития производительных сил общества, могущий быть названным застойным, способствует живучести старых форм в общественных отношениях, их приспособляемости к новым явлениям социальной жизни. С таким положением мы сталкиваемся в истории казахского народа.
Казахское общество, как считают многие видные ученые, миновало рабовладельческую стадию развития. На развалинах общинно-родового строя возникло феодальное общество, которое и явилось непосредственным преемником всего того, что выработал первобытнообщинный способ производства. Таким образом, оно в большей степени было связано с теми формами и отношениями, которые (были унаследованы от доклассового общества, чем те страны и народы, у которых феодальному строю предшествовал рабовладельческий строй.
В Казахстане преобладало кочевое скотоводство, давно уже исчезнувшее у большинства его соседей. Земледельческое хозяйство — более прогрессивная форма производства, доминировавшая у узбеков, туркмен, таджиков, киргизов и многих других ранее кочевых и полукочевых народов, не было развито у казахов. На обширной территории Казахстана не было и сколько-нибудь значительных промышленных и культурных центров — городов, если не считать небольших населенных пунктов, организованных в основном на пограничных линиях и основанных не казахами. Ремесленное производство оставалось примитивным, домашним, т. е. отсталым и раздробленным. В крестьянских и феодальных хозяйствах всецело господствовал ручной труд. Товарно-денежные отношения начали проникать в казахское общество лишь с конца XVIII в. Отсталость и неразвитость производительных сил общества наложили серьезный отпечаток на характер и форму общественных отношений. Над господствующими феодальными производственными отношениями в значительной степени довлели экономические формы и институты, унаследованные от общинно-родового строя. Экономика и быт, нормы общежития, психология и мораль, нравственные и идеологические отношения в обществе — все это было в немалой степени пронизано патриархальщиной. По своему значению в жизни казахов самым существенным пережитком, перенесенным из доклассового общества, было родовое деление населения. Мы не будем рассматривать, в какой степени эти деления и легенды о происхождении того или другого поколения или рода соответствуют действительности; это и не входит в нашу задачу. Важно отметить то, что родовое деление и представление о’родовом или племенном единстве занимали определенное место в общественном сознании и оказывали влияние на различные стороны общественных отношений. Структура родового деления в течение веков претерпе^1 ла серьезные изменения. Процесс возникновения новых родов не прекращался и в классовый период. Образование новых родов происходило как за счет дробления более крупных, так и в результате смешения различных родов и формирования новых. Вместо старых больших родов образовывались более мелкие новые роды. При этом старые родовые названия и связанные с. ними отдельные культы забывались, на их месте возникали новые. Это отмечено и А. Левшиным. Он пишет, что по более ранним сообщениям в Младший жуз входило сильное племя Алшын и несколько мелких родов, которые еще упоминались в бумагах Абулхаир-хана. К началу XIX в. они уже оказались почти забытыми и были заменены другими названиями.
Роды, родовые общины — это институты, порожденные общинно-родовым строем. Они возникли в свое время как общественная форма отношений коллективной собственности на орудия и средства производства и как результат невозможности присвоения продуктов природы отдельным индивидуумом ввиду низкого уровня производительных сил. Роды, родовые общины как по форме, так и по содержанию соответствовали определенной стадии развития человеческого общества — первобытнообщинному строю и определялись свойствами этого способа производства.
Те роды и общины, которые еще сохранялись в начале XIX в., не были первобытными учреждениями, ибо содержание их в корне изменилось. Как известно, главное в явлениях и предметах составляет их содержание. А содержание казахских родовых институтов определялось классовыми отношениями, отношениями между крупными собственниками на орудия и средства производства и мелкими собственниками, зачастую зависимыми от первых. Общество было разделено на классы, а родовые учреждения стали ареной классовых столкновений.
Если основное содержание родовых институтов подверглось коренному изменению в классовом обществе, то формы их в известной степени сохранились. Получается противоречие между содержанием и формой явлений: новые отношения не могут освободиться и отказаться от старых форм, поскольку еще не развиты и не выработаны адекватные этим отношениям новые формы. А патриархальные формы продолжают обслуживать новые общественные, производственные отношения, хотя последние, как отношения классовые, по своей природе противоположны им. Отсюда общественные отношения в Казахстане, в которых главными являются отношения господства и подчинения, не могли не иметь противоречивого характера. Сам факт сохранения сложно-разветвленной системы родового деления свидетельствовал об отсталости общественных отношений казахов. Он оказывал сильное влияние на все стороны общественной жизни народа. Род как экономическое целое уже не существовал, но представление о родовом единстве и отдельные элементы этого единства еще сохранились. Это нашло выражение в родовой тамге (родовой символ, знак), уране (родовой боевой клич), общих погребениях («ата-жеры»), во взаимопомощи, коллективной ответственности. Формально охрана чести и интересов рода считалась обязанностью каждого его члена. Нападение на отдельных членов рода, оскорбление, нанесенное им, воспринимались как нападение на весь род, как оскорбление всего рода. Кровная месть могла быть обращена против любого члена рода. Судебная присяга приносилась «не лицом, подозреваемым в преступлении, а -представителями рода, членом которого это лицо являлось. В уплате калыма участвовали многие однородичи. Вдова доставалась ближайшему родственнику умершего, а разведенная женщина должна была выбрать нового мужа среди мужчин того рода, к которому принадлежал прежний супруг. Многочисленные, сильные роды пользовались бблыпим почетом, чем слабые роды. Они подчиняли своей власти более мелкие, более слабые роды, которые искали, защиты и покровительства у первых. Л. Мейер писал, что «чем больше кто из них имеет своего роду, тем больше его могущество в народе»151. Знание своего родового происхождения до седьмого колена считалось обязательным. Все эти родовые обычаи соблюдались уже в изучаемый период не особенно строго, редки были случаи применения моральных и иных санкций против нарушителей дедовских норм. Но и нарушения эти не носили массового характера.
Следует сказать об отрицательных последствиях родового деления населения. Оно разобщало общество, разъединяло силы народа и порождало постоянные распри, конфликты, доходившие нередко до вооруженных столкновений между родами. Феодальные группы, господствовавшие в родах, превращали их в орудия для захвата пастбищ, скота, имущества других родов в своих узко-корыстных целях. От этого богатела знать, терпели бедствия и разорялись рядовые кочевники. Нередко агрессивные силы соседних стран, используя эту разобщенность общества, совершали разбойничьи нападения на казахов, которые не могли в этих условиях организовать’ оборону своей страны.
Родовое местничество, поддерживаемое и разжигаемое феодальными владельцами, нередко брало верх над отношениями классовой солидарности. Патриархальные идеи отравляли сознание трудящихся, серьезно тормозили классовое сплочение крестьян и развитие их борьбы. Они освящали единство интересов в рамках рода, родовых отделений. Тем самым задерживалось осмысление народом противоречивости классовых интересов внутри рода, которыми определялись в действительности отношения в обществе. Однако патриархальные догмы и пережитки не могли приостановить .развитие классовых отношений и борьбы, рост социального самосознания трудящихся. Народные массы, задавленные угнетением, не раз поднимались на стихийную борьбу против наиболее ненавистных представителей господствующего класса. В процессе этой борьбы трудящиеся приобретали опыт, освобождались постепенно от тлетворного влияния патриархальной идеологии.
Соблюдение ряда родовых обычаев тяжелым бременем ложилось на плечи трудовой части населения. Слабо обеспеченные крестьяне, пытавшиеся не отступать от требований этих порою весьма расточительных обычаев, нередко терпели серьезный материальный ущерб и иногда совсем разорялись. Имущая часть населения легко переносила подобный ущерб своему хозяйству, и соблюдение-родовых норм во многих случаях даже упрочивало ее экономические позиции.
Возьмем для примера обычай коллективной ответственности; Член рода согласно общепринятому порядку мог обратиться за помощью к своим близким и дальним родичам в пределах родового отделения или подотделения в случаях, когда ему необходимо было:
а) уплатить «кун» (вознаграждение за убийство или увечье);.
б) исполнить иск по решению суда, в) возвратить непосильный долг; г) уплатить калым (выкуп за невесту) и т. д. В уплате большого куна, как правило, участвовали близкие и дальние родственники убийцы. При этом последний лично отдавал до 50 баранов, одного верблюда и одну лошадь; его ближайшие родственники должны были внести от 10 до 25 баранов каждый, а дальние родственники — по 1—2 барана. Чиновник-Оренбургской пограничной комиссии Лазаревский, побывавший в 1852 г. среди казахов западной части Оренбургского ведомства, писал: «Случается, бедняк променивает последнего теленка на 4—5 баранов и одного из них со слезами и плачем отдает в уплату куна. В противном случае есаулы сами распорядятся еро имуществом. Случается, при бедности отделения, с которого взыскивают кун, берут девок, ближайших родственниц убийцы, В ином роде в один год взыскивают 2, 3 и 4 куна, значит на кибитку придется 2, 3, 4 барана, и это должна заплатить часть бедняков, которым есть нечего, нечем детей кормить. Таких бедняков в степи и на линии много, а год от года становится еще больше»153. Профессор М. П. Вяткин указывает, что иногда членам рода приходится 5—6 раз в течение года быть ответственными за действия сородичей.
Ряд казахских биев рассказывал одному из русских исследователей, что при оказании помощи однородичу всегда принимается во внимание его положение, и что она обычно оказывается соразмерна его влиянию в обществе155. Бедные и рядовые члены рода, .попав-. шие в беду, не всегда могли рассчитывать на полную поддержку других своих однородичей. А если богач оказывался в трудном положении, то обычай коллективной ответственности соблюдался строго, поскольку состоятельный человек мог впоследствии отомстить за нарушение обычаев предков.
Следует отметить, что обычай коллективной ответственности, существовавший в начале XIX в., нельзя считать сохранившимся в. чистом виде родовым обычаем древности. Он не только по содержанию, но и по форме изменился. Соседский характер казахских аулов и больших кочевых коллективов отразился и на этом старом институте. А. Харузин отмечает, что во Внутренней казахской орде «при уплате долга и штрафа помогают друг другу и соседи и приятели».
Остановимся еще на нескольких патриархальных обычаях, бытовавших в казахском обществе. Добровольное и посильное пожертвование в пользу разорившегося, нуждающегося члена рода носило название «жылу». Этот институт является одним из древнейших институтов хозяйственной взаимопомощи. Он еще носит следы родовой помощи. Но ближайшее его рассмотрение убеждает и в другом — им обеспечиваются в большей степени . интересы имущих слоев населения. Опять-таки тут не преминуло сказаться влияние отношений собственности, господствовавших в обществе. Помощь была небольшой, и не все члены обязаны были участвовать в ней. если она оказывалась рядовому кочевнику, бедняку. Эта помощь. возрастала в несколько раз, и участие в ней всех родственников, приятелей и соседей было более обязательным, если она оказывалась богатому, влиятельному, почетному человеку.
Был еще другой институт — «журтшлык». Журтшлык, как форма помощи, оказывался в тех же случаях, что и жылу. В отличие от последнего он был по сути лишен добровольности, осуществлялся на основе заранее установленной раскладки, исполнение которой было почти обязательным и обеспечивалось органами местной, частной власти. Сфера действия этого института была шире, она охватывала иногда население нескольких родов. Если среди ближайших родственников и соседей был принят жылу, то среди дальних родичей и членов родов, разделенных пространственно, превалировал журтшлык, к которому в основном прибегали знатные люди, пользовавшиеся влиянием во многих родах, на обширных территориях. И этот патриархальный институт в большой степени обеспечивал интересы именно данной категории населения и в этом смысле неплохо выполнял свои служебные функции, обслуживая интересы господствующего класса.
Интересен также обычай коллективного участия в строительстве домов, землянок, хозяйственных сооружений, каналов, надгробных памятников, в стрижке овец, в обработке и катании кошм и т. д. В отношениях между крестьянами этот обычай играл свою положительную роль, имел характер’ хозяйственной взаимопомощи. Но нельзя не видеть, что он большей частью был выгоден для богатых семей. Дома, хозяйственные сооружения, надгробные памятники сооружались чаще всего зажиточной частью населения. Овец было много также у представителей знати.
Среди других родовых пережитков следует указать на сохранившийся обычай организации родовых поминок («ас»). Они-устраивались исключительно в случае смерти крупных феодалов или других представителей знати. При этом в расходах по организации и проведению поминок участвовало большое число ближних и дальних родичей. О родовом асе дают представление следующие факты. Ф. Назаров в начале XIX в. был свидетелем организации аса в Средней орде на урочище Кушак. Поминки были организованы по одному из старших биев. Как описывает автор, при этом было расставлено «15 больших юрт… Гости пили кумыс, а жены покойника завывали, драли на себе волосы и царапали лицо… зарезано было для яства до 80 лошадей и 60 баранов». На скачках в качестве первого приза было установлено 75 лошадей и 7 калмыков-рабов; в качестве второго приза — 40 лошадей и 25 коров и т. д.157 Бронев-ский сообщает, что «на поминках по султанах и знатных старшин собирается народа до 3 тыс. человек, которые поедают несколько сот скота, и на скачку употребляют для призов иногда 10 калмыков да разных вещей на большую сумму». На поминках султана Чанга-ра Солтамаметова было употреблено только на угощение до 120 лошадей. Б 1860 г. управляющий родом Жаппас Куламбаев на урочище Каракуль устроил поминки по отцу. На ас собралось около 5000 человек, было поставлено 140 кибиток и израсходовано на угощения одних лошадей 60 голов159. На годовом асе, устроенном в середине XIX в. в честь покойного бывшего султана-правителя восточной части Младшего жуза’Ахмета Джантюрина принимало участие около 7 тыс. человек, было зарезано 90 лошадей, 30 коров, 260 баранов и израсходовано 60 пудов риса.
Организация подобных асов и участие в расходах по ним лежали на обязанности всех однородичей. Поскольку асы устраивались, как правило, богатыми и влиятельными наследниками, то как бы ни было тяжелым и разорительным для многих кочевников участие в таких поминках, отказаться от участия в них они по существу не могли. Каждый из однородичей, кто прибывал на поминки, привозил с собой лошадей, баранов, а также продукты скотоводства.
Родовые асы в память представителей знати в определенной степени способствовали поддержанию единства членов рода, почитанию влиятельных лиц. Стечение большого числа людей использовалось для рассмотрения различных вопросов: бии разбирали взаимные претензии; султаны и старшины обсуждали различные хозяйственные дела; ставились вопросы об отношениях с другими родами,
В рассматриваемый период частично сохранился обычай хоронить покойников только на родовых кладбищах. Один из современников указывает на то, что труп покойника перевозится на телегах или на верблюдах за сотни и более верст к местам погребения предков161. Бывали случаи, когда в течение зимы из-за невозможности доставки к местам родовых кладбищ труп покойника хранился в кожаном чехле, подвешенном на дереве, или в горных ущельях до наступления благоприятного для его перевозки времени.
Среди некоторых родов соблюдались правила экзогамной семьи. Так, например, джагалбайлинцы (Младшая орда) не женились внутри своего рода, а брали невест из других родов162. По мнению одного из крупных исследователей истории Казахстана, вообще запрещалось брать в жены девушек из семей своего рода вплоть до седьмого колена163. Бурнашев и Поспелов сообщают, что у казахов «невеста всегда бывает другой волости». С дроблением и мельчанием родов и их расселением по частям среди других родов соблюдёийё правил экзогамной семьи не было сложным и трудным делом. Вместе с тем нарушение этого древнего семейного.обычая не было уже в первой половине XIX в. редкостью. В процессе распада рода как экономического и территориального целого на более мелкие родовые подразделения браки все чаще совершались внутри рода.
Таже такой древнейший институт, как кровная месть, не был полностью изжит из области общественной жизни казахов. Несмотря на утвердившийся в обществе принцип выкупа, стороны иногда прибегали и к кровной мести. В 1887 г. казах четвертой Адаевской волости Дермантай убил своего родного дядю по линии отца за то, что тот выступил против его избрания волостным управителем. Ближайшие родственники убитого потребовали крови за кровь. «Они, подъехав к кибитке Дермантая, — сообщает источник, — вызвали его выйти. Он вышел из кибитки, стал на колени и, совершив краткую молитву, наклонил голову. Взмах шашки—и повинная голова скатилась к ногам мстителя».