Проблема специфики индивидуального развития
Проблема реальности человека. Известно, что единство общественно-исторического и индивидуального развития предполагает в то же время их существенное различие. О проблеме развития человечества и развития индивида существует большая литература. Многие положения общего характера уже давно известны. К ним относится высказанная Энгельсом следующая мысль: «Подобно тому как история развития человеческого зародыша во чреве матери представляет собой лишь сокращенное повторение развертывавшейся на протяжении миллионов лет истории физического развития наших животных предков начиная с червя, точно также и духовное развитие ребенка представляет собой лишь более сокращенное повторение умственного развития тех же предков — по крайней мере, более поздних». Разумеется, общественно-историческое развитие и есть развитие самих индивидов, т. е. индивидуальное развитие каждого в конечном счете. Но одно дело, когда речь идет о развитии индивидов во всей истории, во всей взаимосвязи их деятельностей и интересов, притом во взаимосвязи всех поколений, образующих целостный процесс развития во времени, и другое дело, когда мы рассматриваем формирование и развитие отдельно взятого индивида в той или иной исторической обстановке. Общественно-исторический процесс есть, конечно, процесс развития человека как человеческого рода, и уровень этого развития каждый раз будет определять характер развития вступающего в жизнь индивида. И этот индивид, естественно, не может стать реальной силой этого общества, изменяющей совместно с другими общественную действительность, если весь опыт, вся история человеческого рода или, по крайней мере, данного социального сообщества не пережита им в основных ее вехах как вехи его индивидуальной жизни.
Специфика прохождения индивидом основных вех исторического развития, прежде всего, связана с тем, что индивид «входит» в эту историю как бы с конца. До начала этого вхождения уже имела место некая история, и она же продолжает разыгрываться при нем, но в ней он еще не участвует, он еще находится вне ее. Индивид не является еще общественным индивидом. Его рождение как общественного существа еще предстоит. Прохождение таким индивидом основных ступеней человеческой истории диктуется, очевидно, тем, что он не в состоянии присвоить сразу самые высшие и, следовательно, самые последние по времени результаты человеческой истории, т. е. деятельности, и тем самым стать полноценным человеком, готовым уже субъектом определенной деятельности, современных ему общественных отношений. В этом смысле его «вхождение» в историю с «конца», разумеется, не означает, что человеческий индивид начинает свое очеловечение с освоения самого последнего достижения людей, в особенности -существующих в момент его рождения общественных отношений. Конкретное содержание этого положения состоит в следующем. Каждый формирующийся индивид начинает не с того, чем предшествующая история завершилась, ибо он, прежде чем стать реальным участником реальной истории, действительной жизни, должен прожить предшествовавшую историю индивидуально, по-своему, повторить ее в существенных моментах. Однако уже прошедшая реальная история реально же повториться не может. Реальная история — это развившаяся совокупность жизнедеятельности всего человечества со всеми ее результатами. Вернуться к исходному пункту своего движения человечество уже не может. Это может совершить в определенном смысле только индивид. Повторения в истории, конечно, возможны. Но реально повторяющиеся в истории события, отмечал Маркс, могут проявляться в одном случае как трагические, а в другом — комические. В том и другом случаях это — реальные процессы, совершающиеся на разных этапах в жизни целых поколений.
Другое дело, когда подобное повторение имеет место в становлении отдельно взятого индивида. Воспроизведение реально пройденных этапов в истории в индивидуальном развитии, на наш взгляд, имеет до поры до времени не реальный, а идеальный характер. В этом, согласно нашему пониманию, состоит главная специфика индивидуального развития. Однако для того, чтобы обосновать такое понимание, необходимо сначала подробнее остановиться на том, из какого понимания реального и идеального мы исходим.
Речь идет, разумеется, об общественно-исторической реальности. В наших предыдущих работах [1] было развито понимание общественно-исторической практики как объективной реальности социального мира, как социальной материи, которая синтезирует в себе всеобщее содержание досоциальных форм материальности. Социальная материя потому выступает не как вещность, а как процесс, как предметная деятельность человека. Предмет, действительность, чувственность должны быть рассматриваемы как «человеческая чувственная деятельность, практика…» [2] -в этом суть марксистского мировоззрения. Другой объективной реальности в социальном мире не существует. Эта практика, включающая в себя и всю совокупность общественных отношений, и образует, как известно, действительную сущность человека. Иначе говоря, эта сущность и есть сам человек в его истинной реальности. Ведь сущность не может быть чем-то другим, сущностью чего она является, хотя она и не охватывает всю систему собственных проявлений. В этом смысле человек, рассматриваемый в его действительной сущности, совпадает с объективной реальностью общественно-исторического мира, мира социальных явлений. Только противоречивость развития человека в его истории создает в определенную эпоху ту форму отчужденности, в которой сущность человека по всей видимости предстает как некая совершенно иная реальность, нежели человек; и он, скорее, выглядит одной из форм существования этой реальности среди прочих таких же форм. Поэтому в такую эпоху возникает мышление, парадоксальным образом представляющее отношение человека и его сущности: система общественных отношений выступает как некая внешняя сила, определяющая собой человека, а человек — как следствие этой силы, как ее форма проявления. Сущность человека есть нечто совершенно другое, чем является он сам, в чем получила выражение парадоксальность самой социальной ситуации, противопоставившей индивидам их собственную сущность. Каждый отдельно взятый индивид действительно не совпадал со своей всеобщей сущностью.
Теоретическое развенчание Марксом многообразных форм фетишистского сознания буржуазных экономистов и философов состояло прежде всего в показе того, что основанием этой социальной иллюзии служит плотный слой видимости, состоящий из превращенных форм. Общественные отношения — это отношения людей, а не отношения вещей — в этом суть этого развенчания. Иначе говоря, в социальном мире нет и не может быть никакой другой реальности, кроме самого человека. Человек и есть исходная и конечная причина социального движения. Вся социальная жизнь — не что иное, как жизнь человека в его сущности или в его проявлениях, формы и способы его развития, его жизнедеятельности. Ибо общество и есть сам человек в его общественных отношениях [3].
Таким образом, сущностная или истинная реальность человека представляет собой совокупную, взаимосвязанную предметно-практическую деятельность человечества, и исторически приобретавшую все большую и большую целостность. Что же в таком случае составляет идеальное, образующееся как необходимая форма в недрах этого реального процесса? Поскольку этот процесс и есть реальность самого человека, постольку и идеальное также есть идеальность самого человека. Эти слова могут показаться, на первый взгляд, чем-то само собой разумеющимся. Но в то же время, не секрет, что в нашей литературе еще широко распространено понимание, согласно которому, человек не есть последняя и исходная реальность в общественной истории, а, наоборот, он сам нуждается в объяснении из так называемых общественных обстоятельств, общественного бытия, как будто они не совпадают с его жизнедеятельностью. Ведь «совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика» [4]. Вопреки этим не оставляющим никаких кривотолков классическим положениям, советская философская литература во многом еще не освободилась от упомянутой уже логики отчуждения и объектного видения социальных процессов — человек зачастую толкуется как некая вещь среди прочих вещей и потому его реальность видится, скорее, в вещных формах его бытия, а не в процессах его самодеятельности. Из общественных условий бытия объясняются в марксизме не человек, а его сознание, его идеальность, идеальная сторона его жизни. Иначе говоря, в социальном мире человек объемлет собой все, т. е. он есть во всем, все явления — суть явления человека, формы и способы его существования. Поэтому-то он созерцает себя в созданном им мире [5].
Следует еще раз оговориться, что «человек» в данном случае есть синоним человеческого рода. Человек зависит, в конечном счете, только от самого себя (в рамках социального) и ни от чего другого. Здесь подразумевается человек в его целостности, взятый как в его реальности, так и в его идеальности. Люди в этом смысле зависят, в конечном счете, от своего достигнутого в предшествующем развитии уровня, так как кажущиеся внешними объективные условия суть их собственный результат. А результат в диалектическом движении всегда является лишь преходящим моментом, но ни в коем случае не самостоятельной и тем более не определяющей реальностью. Результат есть собственный момент деятельности человека, следовательно, момент его самого.
Внешние условия деятельности есть результаты прошлой деятельности. Для последующей деятельности они являются, конечно, исходными пунктами, т. е. предпосылками. Следовательно, в развитой жизнедеятельности людей они выступают теми формами, в которые процесс преобразования каждый раз выливается. Поэтому совершенно недиалектично рассекать живой процесс жизнедеятельности человека, превращать его относительно самостоятельные моменты в противостоящие реальности. Более того, как раз в русле логики отчуждения было бы рассматривать условия и предпосылки деятельности человека как объективный фактор, определяющий его, а самого человека -только лишь как субъективный фактор, только частично определяемый этими условиями. Из всего сказанного следует, что человек и есть процесс самодеятельности и не сводится как к своему органическому, так и к своему неорганическому телу. А между тем, в нашей философской литературе деятельность продолжают рассматривать только как субъективный процесс, который не может быть исходным основанием исследования социальной науки. Так, некоторые авторы считают, что «объективный исторический смысл деятельности может быть понят не из нее самой, не из сознания общества, а из материальных условий» [6], что «наука и вообще человеческое познание развиваются на основе практики, выступающей посредствующим звеном между сознанием и независимой от него объективной реальностью» [7]. Исходя из контекста, очевидно, что при этом в социальном мире не усматривается наличие какой бы то ни было объективной реальности, хотя (вслед за Марксом и ссылаясь на него) и утверждается мысль о материальном характере практической деятельности человека и его общественных отношений [8].
Во всех подобных случаях отсутствует четкое представление о границах между явлениями реальными и идеальными. Отношения их представлены превратно. Сплошь и рядом происходит соскальзывание на позиции старого материализма в понимании материального, т. е. объективной реальности. Как же иначе объяснить вышеприведенные утверждения? Ведь условия и обстоятельства человеческой деятельности в них противопоставлены этой деятельности, а следовательно, самому человеку как нечто определяющее, объективное, а человек выступает как следствие этих обстоятельств. Один из тезисов Маркса о Фейербахе направлен как раз против такого понимания, которое он считал характерным для старого материализма. «Материалистическое учение о том, что люди суть продукты обстоятельств и воспитания, что, следовательно, изменившиеся люди суть продукты иных обстоятельств и измененного воспитания, — писал он, имея в виду материализм XVIII века и утопический социализм, — это учение забывает, что обстоятельства изменяются именно людьми и что воспитатель сам должен быть воспитан». Здесь Маркс настолько ясно противопоставил свое понимание пониманию старого материализма, что не увидеть этого можно, наверное, только будучи под гипнозом логики отчужденного мышления. Для Маркса определяющей объективной силой, т. е. объективной реальностью выступают сами люди, но люди действующие, деятельные или, точнее сказать, люди как самодеятельность, так как лишь в качестве самодеятельности они есть в подлинном смысле этого слова, притом самодеятельности, так или иначе способной оказать влияние на объективный ход вещей, на наличные условия жизнедеятельности людей. Смысл этого тезиса Маркса в том, что если люди суть продукты обстоятельств, то такая зависимость, конечно, существует, но она существует постольку, поскольку является результатом другой, более фундаментальной зависимости, той, что обстоятельства сами представляют собой продукты человеческой деятельности. Обстоятельства сами составляют исчезающие (производимые и воспроизводимые людьми) внутренние структурные моменты их деятельности. И поэтому, когда люди действительно зависят от обстоятельств, они по сути зависят от себя, от своего определенного наличного бытия. Эта зависимость людей от самих себя во всей предыстории их выступает лишь в конечном счете и не видна непосредственно. Взгляд, рассекающий социальный мир на множество самостоятельных и противостоящих друг другу компонентов, устанавливает между ними не отношения перехода и превращения их друг в друга, а лишь отношения взаимодействия. Такой взгляд, правда, не является просто выдумкой, а фиксирует действительно существующие на поверхности отношения взаимного обусловливания, закрывающего собой глубинные превращения. Поэтому вопреки точке зрения, что практика лишь опосредует отношение человеческого сознания с объективной реальностью, под которой понимают лишь естественно-природную реальность, марксовская позиция исходит из объективной реальности самой общественно-исторической практики человека. Именно она и явилась для Маркса основанием его социальной теории, ибо ни из какого другого основания объяснить развитие общества невозможно. Общественно-историческая практика, т. е. реальное преобразование человеком действительности и самого себя есть процесс не субъективный, а объективный, наложивший на внешнюю природу уже такой отпечаток, что ныне мы имеем дело, как отмечал еще Энгельс, со значительно измененной человеком природой.
Далее. Если условия деятельности, согласно вышеприведенным положениям, являются материальными, то деятельность человека, следовательно, и сам человек не есть нечто материальное, именно потому объяснить деятельность из нее самой невозможно. А из чего тогда возможно ее объяснить? Авторы упомянутой книги считают, что объяснить деятельность и самого человека (они рассматриваются как разные явления, хотя и связанные) можно лишь из общественных отношений, складывающихся в процессе производства и воспроизводства людьми своих условий существования. Несмотря на то, что общественные отношения производятся и воспроизводятся людьми в процессе деятельности и являются формой и структурой этой деятельности, авторы считают, что они-то и составляют ту социальную материю, которая не зависит ни от деятельности, ни от человека. Это — социальная материя, хотя и не содержит ни грана вещества. С последним положением о социальной материи мы вполне согласны. Но здесь нельзя согласиться с тем, что, во-первых, общественные отношения отделены оттого производственного процесса, в лоне которого они единственно и возникают и в котором функционируют. Во-вторых, вызывает большие сомнения тот момент, что именно в субъективном процессе (каким, по мнению авторов, является деятельность) возникает социальная материя, определяющая собой и человека, и его деятельность. Ведь сам человек производит и воспроизводит эту материю! И самое непонятное — это то, почему человеку отказано в его объективной реальности. Разве не он, как реальная материальная сила, преобразовывая природу, создает свой социальный мир, т. е. самого себя?
Когда мир человека, созданный им самим во всей истории, противопоставляется ему самому, и он выглядит как один из компонентов или составляющих его элементов -то это уже известное, тысячу раз описанное буржуазными мыслителями и впервые объясненное Марксом состояние буржуазного общества. Более того, в таком мире, превратно выставляющем на поверхность истинные отношения зависимости, все предметные формы воплощения человека, сложившиеся в его деятельности социальные формы, порядки, традиции, обычаи, стереотипы ценностей, стандарты мышления, оценок и вкусов не только теряют видимую зависимость от человека как его продукта, но и приобретают видимость изначально самостоятельной и господствующей над человеком силы. Не человек сообщает им свои смысл и значение, а они сообщают человеку его смысл и значение. В первом ряду таких отторгнутых от человека его «сущностных сил», как исходная форма всех отчужденных от него собственных проявлений, находятся общественные материальные отношения. Как всеобщая форма совокупной деятельности всех индивидов они и приобретают характер всеобщего субъекта социального мира, движущей силы его, во всем проявляющейся и все определяющей, в том числе и прежде всего — человека. Это Маркс называл отчуждением сущности человека от самого человека. Только в таком превратном виде социальный мир предстает как бессубъектный процесс, где движутся одни объекты. Индивиды в этом процессе также представляют собой объекты, ибо преследуя каждый раз какие-то частные интересы, они гонимы законами их совокупных действий, выступающих как внешняя необходимость. Буржуазная общественная мысль, в частности, домарксовский материализм, восприняла эту зависимость индивидов от своих овнешненных форм существования как последнюю и исходную. Именно поэтому у них обстоятельства творят людей, а не люди — обстоятельства.
