Религиозный экстремизм как фактор политической ситуации

В последние годы проблема религиозного экстремизма оказывает все более ощутимое воздействие на внутриполитиче­ские процессы в странах Центральной Азии, становясь важным фактором межгосударственных отношений и региональной безопасности.

Специфика нынешней религиозной ситуации в Центральной Азии такова, что система государственно-церковных отношений и религиозное сознание населения во многом унаследованы от советского периода истории центральноазиатских стран, на которые накладываются постсоветские религиозные процессы. Взаимодействие «старого» и «нового» пластов, их сочетание определяют противоречивый ход и развитие современной рели­гиозной ситуации.

Говоря о религиозном экстремизме в Центральной Азии, мы ведем речь о регионе, населенном преимущественно мусульма­нами. Среди мусульман Центральной Азии большинство испове­дует суннизм ханафитского мазхаба. Так исторически сложилось, что, принадлежа к исламскому миру, народы Центральной Азии привнесли в религию свои этнические и культурные особенности, в том числе доисламские верования, обусловленные хозяйствен­ным укладом. Религия в республиках бывшего СССР, в том числе ислам, играет значимую роль в быту, но отделена от государства. Будучи верующими и не обязательно религиозными, широкие слои населения воспринимают ислам как часть традиции, унас­ледованной от предков. Тем самым ислам выступает в качестве этнокультурного маркера. В отличие от так называемого «поли­тического ислама», местный ислам в Центральной Азии принято именовать «народным» или «традиционным», и это во многом характеризует современное положение религии в обществе и государстве.

Проблема распространения радикального ислама и религи­озного экстремизма в Центральной Азии вышла на повестку дня с распадом СССР. Административные препятствия для рас­ширения религиозной деятельности традиционных конфессий были сняты, и идеологический вакуум стал быстро заполняться религией. Тем самым было положено начало процессу, который стали называть религиозным ренессансом. Чтобы удовлетворить духовные и религиозные потребности населения, повсеместно строились мечети и места отправления религиозных культов других конфессий. В рамках строительства национальных госу­дарств власти центральноазиатских республик поощряли чувс­тво принадлежности населения к исламской вере. Для религии появилась возможность восстановить позиции, пошатнувшиеся в годы советской власти.

Следующим важным фактором стало открытие границ и проведение внешней политики, направленной на интеграцию в мировое сообщество. Расширилась география международных контактов, восстановились отношения с традиционными рели­гиозными центрами. Местная молодежь получила возможность учиться за рубежом, в мусульманских странах, или проходить там лингвистическую практику Наблюдается рост интереса к Центральной Азии со стороны влиятельных мусульманских го­сударств, активизируется деятельность зарубежных религиозных организаций. В регионе, наряду с христианскими миссионера­ми, появились и начали проповедовать миссионеры различных исламских течений.

Таким образом, механизм усиления роли и места религии в общественно-политической сфере стран региона был запущен. Ислам укрепил позиции — как в результате поддержки органов государственной власти, так и в силу инерции, обусловленной объективными факторами социальной жизни.

И здесь у центральноазиатских государств начались пробле­мы, связанные с управляемостью религиозных процессов:

1. Возрождением религии и общим ростом религиозности населения воспользовались как официальное духовенство, так и инокультурные конфессии и деструктивные культы и секты. В итоге монополия официального духовенства была нарушена, а общее религиозное пространство — десегментировано.
2. Начали проявляться важные признаки усиления идеоло­гического влияния зарубежных религиозных центров. По мере возвращения обучающейся за границей студенческой молодежи, которая получала религиозное образование или дополнительно к светскому образованию осваивала в учебных заведениях рели­гиозные нормы, стало ясно, что их знания в религиозной сфере несколько отличаются от принятых в Центральной Азии рели­гиозных традиций. Богословские различия оказались настолько заметными, что ряду центральноазиатских стран пришлось отзывать своих студентов из-за рубежа, отдавая предпочтение лишь тем религиозным центрам (Египет), где мусульманское образование оказалось наиболее умеренным и близким к рели­гиозным традициям наших стран. Туркменистан при президенте С.А. Ниязове и вовсе запретил выезд и обучение студентов в зарубежных религиозных центрах.
3. В постсоветский период истории стран региона обозначи­лась тенденция политизации и радикализации ислама. В регионе возникли мусульманские организации, использующие религи­озные лозунги в политической борьбе. В ответ на стремление административных и правоохранительных органов поставить их под государственный контроль, некоторые религиозные органи­зации перешли на нелегальный статус и стали действовать вне рамок правового поля, обратившись к экстремистским методам ради достижения цели. Многие из их членов пополнили ряды внутренней оппозиции, готовой с оружием в руках добиваться свержения действующей власти.

Наиболее сложная ситуация сложилась в Таджикистане и Узбе­кистане, где исламистские организации заявили о себе как о влия­тельной силе. В годы гражданской войны в Таджикистане между территориальными вооруженными формированиями (1992-1997) исламисты возглавили вооруженную оппозицию против кулябской группировки, захватившей центральную власть. Ситуация разряди­лась, когда после заключения мира в июне 1997 года лидеры Партии исламского возрождения Таджикистана, входящей в коалицию оппозиционных сил Объединенной таджикской оппозиции (ОТО), были допущены к высшим административным должностям.

В узбекской части Ферганской долины в начале 1990-х годов, главным образом, в городах Наманган и Андижан, было основано несколько мусульманских организаций: «Адолат» (Справедли­вость), «Ислом лашколари» (Воины ислама), «Тавба» (Пока­яние), «Исламская партия возрождения», «Исламская партия Туркестана», сразу громко заявивших о себе на политической сцене Узбекистана. На их основе в 1996 году было образовано Исламское движение Узбекистана (ИДУ), которое составило костяк незаконных вооруженных формирований, ведущих борьбу с режимом И.А. Каримова под исламскими лозунгами.

По сведениям правоохранительных органов, религиозные экстремисты причастны к совершению целого ряда преступле­ний и террористических актов на территории страны, наиболее значительными из которых являются:

• взрывы в Ташкенте 16 февраля 1999 года (Тахир Юлдашев и, по данным узбекских властей, лидер партии «Эрк» Мохаммад Салих);
• вылазки групп боевиков из Афганистана через Таджики­стан и Кыргызстан в Узбекистан в 1999-2000 годах («Исламское движение Узбекистана» и Мохаммад Салих);
• теракты в Ташкенте и Бухаре в марте и апреле 2004 года. («Хизб ут-Тахрир», «Исламский джихад» и «Исламское движение Узбекистана»);
• взрывы перед посольствами США и Израиля и у здания генеральной прокуратуры в Ташкенте 30 июля 2004 года («Ис­ламское движение Узбекистана» и «Исламский джихад»);
• вооруженный мятеж в Андижане 13-14 мая 2005 года («Исламское движение Туркестана» (в прошлом ИДУ), «Хизб ут-Тахрир» и «Акрамийя»).

Обоснованные опасения властей центральноазиатских стран вызвало стремительное наступление талибов в Афганистане, начиная с 1994 года, ставших на религиозные и религиозно-экстремистские позиции.

Возможность проникновения экстремистских идей из Аф­ганистана, с одной стороны, и деятельность на территории Центральной Азии эмиссаров радикальных исламских течений, способствовавших ухудшению религиозной ситуации, с другой, подтолкнули местные власти к принятию ограничительных мер. При этом правящие режимы постсоветской Центральной Азии с незначительными изменениями продолжили секулярную традицию, не допуская несанкционированного вмешательства религиозных объединений в политику.

По прошествии нескольких лет проблема религиозного экстремизма получила новое содержание. С середины 90-х го­дов XX века в регионе появились и с тех пор расширяют свою деятельность международные исламистские группировки. Они возникли, в основном, на Ближнем Востоке или в Южной Азии, и постепенно, в ходе организационной эволюции, либо, спасаясь от преследований властей государств, на территориях которых они осуществляли свою деятельность, перебрались в Западную Европу, страны Центральной Азии и Россию.

Наиболее активной из них в регионе является «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» (Партия исламского освобождения) (сокр. «Хизб ут-Тахрир»), образованная в 1953 г. в Восточном Иерусалиме. Своим происхождением «Хизб ут-Тахрир» обязана палестинским экстремистским группировкам. Идеолог и лидер организации Таки ад-дин Набхани (1909-1979) состоял в радикальной исла­мистской партии «Братья-мусульмане», запрещенной во многих ближневосточных государствах.

В Центральной Азии первые ячейки организации появились в 1992-1994 годах, в узбекских городах Ферганской долины. «Хизб-ут-Тахрир» называет себя «политической партией», целью организации провозглашено «возрождение исламского образа жизни и распространение исламского призыва по всему миру, что включает в себя возвращение мусульман к исламской жизни, в исламском государстве и обществе, где все дела решаются на основе шариата, а взгляды на жизнь определяются халялом и хара-мом». Официально деятельность «Хизб-ут-Тахрир» запрещена во многих странах Ближнего Востока, СНГ и Германии. Между тем, ее штаб-квартира до сих пор находится в Лондоне, что поднимает ряд вопросов относительно причин расхождения в трактовке де­ятельности подобных организаций в странах СНГ и на Западе.

В республиках Центральной Азии фиксируются попытки проведения проповедей незарегистрированной религиозной общины последователей нурсизма, названного по имени осно­вателя течения — турецкого богослова Бедиуззина Сайда Нурси (1876-1960). Нурсизм классифицируется как радикально-рели­гиозное течение, объединяющее идеологию радикального ислама с идеями пантуранизма. Начало проникновения в Центральную Азию активистов нурсизма связывают с приездом турецких преподавателей и их образовательной деятельностью после обретения странами региона независимости. В стране проис­хождения это течение запрещено. Малоизвестны, но не менее активны движение «Таблиги Джамаат», религиозные течения «Тарихатшилар» и «Сулейменшилер».

Сегодня мы имеем дело с новым поколением религиозных организаций, лучше адаптированных к социальным и поли­тическим условиям государств, на территориях которых они действуют. Деятельность таких организаций становится все более целеустремленной. Все чаще правоохранительными органами отмечаются факты обнаружения подпольных типог­рафий, распространения листовок, видеокассет, книг, брошюр, призывающих к изменению общественно-политического строя. Они ставят перед собою цель распространить свое влияние по всей Центральной Азии. Это показывает, что действующие на территории Центральной Азии религиозно-экстремистские организации трансформируются в организованные структуры, имеющие ячейки практически во всех странах региона и солид­ные внешние источники финансирования.

В качестве важного барьера на пути распространения ради­кальных религиозных течений властями рассматривается местное мусульманское духовенство. Однако традиционные религиозные институты сегодня находятся в сложном положении. Наследием взаимоотношений государства и Церкви при советской власти стали инертность, низкий уровень религиозного образования и слабое развитие религиозных институтов. Частично огосударс­твленное духовенство не имеет достаточно сил и опыта, чтобы воспрепятствовать прозелитизму зарубежных религиозных организаций. В последнее время мусульманское духовенство испытывает конкуренцию внутри собственной конфессии со сто­роны умеренных религиозных объединений, сопротивляющихся политике централизации руководства.

Религиозные процессы в странах Центральной Азии имеют свои характерные особенности, обусловливающие различие в восприятии проблемы религиозного экстремизма на националь­ном уровне.

Узбекистан является страной с самым многочисленным в регионе мусульманским населением. Процесс восстановления позиций и утверждения роли ислама в социально-политической жизни населения страны нашел выражение в значительном росте количества мечетей. За годы независимости их число выросло в стране с 80 до 2000. Если при СССР паломничество могли совершать не более 15 верующих в год, то к началу XXI века каждый год на большой хадж выезжало 4 тысячи мусульман, на малый — 3 тысячи.

Увидев в деятельности мусульманских организаций непос­редственную угрозу светской власти, президент И.А. Каримов предпринял решительные шаги для пресечения их деятельности и предотвращения исламизации страны. Большинство создан­ных религиозных организаций властями были закрыты, а их активисты подверглись преследованиям, при этом часть из них покинула страну, примкнув к участникам гражданской войны в Таджикистане на стороне Движения исламского возрождения Таджикистана. Впоследствии они перебрались в Афганистан, где воевали на стороне движения «Талибан».

Между тем, активность экстремистских течений в стране не снизилась. По мнению правоохранительных органов Узбекиста­на, наибольшую опасность среди них представляют «Хизб ут-Тахрир» и отколовшаяся от нее «Акрамийя». «Акрамийя», наряду с «Хизб ут-Тахрир» и «Исламским движением Туркестана» (в прошлом ИДУ), обвинена в организации вооруженного мятежа в Андижане в мае 2005 года.

В своих выступлениях президент Узбекистана И.А. Каримов подчеркивает необходимость государственной поддержки так называемого «толерантного ислама», который он предлагает отличать от ислама радикального. Между тем, правозащитные организации утверждают, что многих граждан неоправданно зачислили в члены радикальных религиозных организаций и держат в заключении. Эксперты не исключают, что недовольные действиями властей потерпевшие впоследствии действительно могут пополнить ряды вооруженной религиозной оппозиции.

В Таджикистане наиболее радикально настроенная часть исламской оппозиции была подавлена и вытеснена за пределы республики, в основном, в Афганистан, Иран и Россию. На сов­ременном этапе сложно однозначно говорить о перспективах диалога между исламской оппозицией и властью. Основанием, дававшим исламской оппозиции право играть важную роль в политике и занимать высокие позиции в органах государствен­ной власти, были договоренности о мире между воюющими сторонами, заключенные 27 июня 1997 года. Однако с тех пор политические оппоненты президента, вошедшие тогда в прави­тельство национального согласия, постепенно были вытеснены с центральных позиций.

Успех Э. Рахмона закрепили прошедшие 27 февраля 2005 года парламентские выборы. По итогам выборов прежняя 30%-ная доля оппозиции в политическом руководстве страны была сокра­щена. Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ) получила только два места в парламенте из 63 возможных. Налицо — вытеснение исламской оппозиции с государственных постов. Если лидеры ПИВТ встроились в структуры власти, и уже, как считают аналитики, не представляют для власти серь­езной угрозы, этого нельзя утверждать о молодом поколении политиков «исламской партии», которые, вытеснив лидеров, со временем могут заявить о себе как о самостоятельной силе на политической сцене Таджикистана.

Предметом особого внимания правоохранительных органов Таджикистана в последние годы стало религиозно-экстремист­ское движение «Байят», называемое властями подпольной тер­рористической группировкой. Сведений о ней мало, впервые об этой организации стало известно в конце 2003 года в связи с убийством руководителя местной баптистской общины. На счету «Байат» — осквернение и поджог мечетей и домов священнослу­жителей. В 2004 году на территории Согдийской области были задержаны 12 участников этой организации, с начала нынешнего года — еще 11 ее членов. Предполагается, что члены движения имеют широкие международные связи и ранее принимали участие в боевых действиях в Афганистане в рядах движения «Талибан».

С начала XXI века значительно активизировала свою деятель­ность в Таджикистане религиозно-экстремистская организация «Хизб ут-Тахрир», запрещенная на территории республики ре­шением Верховного суда с апреля 2001 года. По официальным данным, в 2005 году в Таджикистане было возбуждено 74 уго­ловных дела в отношении 99 активистов «Хизб ут-Тахрир».

В целом, степень исламизации в республике постепенно рас­тет. Свидетельством тому является недовольство, высказанное министром образования Таджикистана А. Рахмоновым в октябре 2005 года — тем, что в общеобразовательных школах страны все больше представительниц женского пола носят хиджаб.

На этом фоне выделяется Туркменистан, где проблема рели­гиозного экстремизма в настоящее время перед властями остро не стоит — вследствие проводившейся бывшим президентом С.А. Ниязовым политики минимизации влияния религии в стране. Отсутствие проблем на религиозной почве вызвано своевремен­ными профилактическими мероприятиями, препятствующими деятельности экстремистских течений. Немаловажная причина — малорелигиозность населения, традиционно исповедующего ислам. К исламу относят себя 89% населения страны, подавля­ющее большинство из них — коренной этнос — туркмены. Тем не менее, в силу историко-культурных факторов, большая часть туркмен заинтересована в том, чтобы развитие ислама шло в русле существующих в стране религиозных традиций.

В Кыргызстане до августа 2005 года религиозная ситуация характеризовалась самым либеральным в Центральной Азии законодательством по отношению к религиозным организаци­ям. Угроза религиозного экстремизма связана с усиливающейся активностью в регионе экстремистских группировок и распро­странением идей радикального ислама проповедниками из стран Ближнего и Среднего Востока. По данным кыргызских право­охранительных органов, на территории республики действуют «Хизб ут-Тахрир», «Исламское движение Узбекистана», «Ис­ламское движение Восточного Туркестана» и «Исламская партия Туркестана». Наряду с деятельностью «узбекских» исламистов, наблюдается активность движения уйгурских сепаратистов.

Территорию Кыргызстана экстремистские группировки ис­пользуют, главным образом, в следующих целях:

• Прежние власти этой страны проводили либеральный курс в отношении религиозных организаций по сравнению со своими центральноазиатскими соседями. Уходя от преследований со стороны узбекских властей, экстремистские группировки нашли в Кыргызстане убежище, а ситуацию в стране — благоприятной и приемлемой для размещения своих центров. В частности, власти Узбекистана считают, что «Хизб ут-тахрир» перенесла центр де­ятельности из Узбекистана в Кыргызстан и продолжает угрожать безопасности страны. После андижанских событий в мае 2005 года узбекско-кыргызские отношения осложнила дискуссия вок­руг судьбы узбекских беженцев. Узбекские власти обвинили их в причастности к религиозно-экстремистским группировкам.
• Географическое расположение Кыргызстана позволяет террористическим и экстремистским организациям использовать его территорию для транзита из Афганистана и Таджикистана в Узбекистан, Казахстан и Китай. В качестве примера можно привести Баткенские события 1999-2000 годов.
• На юге Кыргызстана проживает узбекское этническое мень­шинство (14,14%), которое, по расчетам экстремистов, может слу­жить социальной почвой для распространения экстремистских идей. Большинство членов «Хизб ут-Тахрир» сконцентрированы в южной части страны, причем активное участие в деятельности организации принимают местные этнические узбеки.
• Территория Кыргызстана может служить опорным пунк­том для дальнейшего распространения радикального ислама в Казахстане и Китае.

Учитывая важность проблемы и, возможно, чтобы положить конец критике по поводу терпимого отношения Кыргызстана к «Хизб ут-Тахрир», 17 августа 2005 года президент Кыргызстана К. Бакиев подписал закон «О противодействии экстремистской деятельности», который создал нормативно-правовую базу для идентификации фактов экстремизма и уголовного преследования лиц, обвиненных в экстремистской деятельности. Это — первый закон, подписанный новым президентом страны. Однако, как отмечают правоохранительные органы, с января по начало сен­тября 2006 года в республике было зарегистрировано 130 фактов проявления религиозного экстремизма.

Если для некоторых среднеазиатских республик угрозы рели­гиозного экстремизма являются прямыми, то, в силу этнокуль­турных особенностей, для Казахстана они — более отдаленные. Острота восприятия проблемы религиозного экстремизма здесь значительно ниже, чем в других республиках. Однако, с терри­тории республики регулярно выдворяются лжепроповедники. Периодически КНБ и МВД сообщают о задержании очередной группы активистов религиозно-экстремистских организаций, действующих подпольно, распространяя листовки, содержащие призывы к свержению конституционного строя и установлению исламского халифата в Центральной Азии.

Отмечая стремление религиозно-политических организаций играть более активную роль в политической жизни своих стран, нельзя не признать, что их идеологическая привлекательность в сфере политики мала и значительно уступает легальным по­литическим партиям и движениям. В большинстве центрально-азиатских стран религиозные объединения даже не рассматрива­ются населением в качестве достойной альтернативы светским институтам. Как показывает анализ политической ситуации в странах Центральной Азии, религия становится выражением политической борьбы лишь в тех странах региона, где возможнос­ти легального существования не имеют даже самые умеренные политические силы.

Нередко за религиозными проблемами в странах региона скрывается социально-экономическая и политическая напряженность, в то время как реальным источником сложившейся ситуации является бедственное социально-экономическое по­ложение населения.

Нельзя не признать возрастающую роль и внешнеполитиче­ских факторов в усложнении ситуации в регионе в сфере религии. На территориях стран Центральной Азии активной проповедни­ческой деятельностью занимаются эмиссары радикальных ислам­ских организаций, миссионеры католических, протестантских церквей и последователи деструктивных культов, получающие значительную финансовую помощь от зарубежных религиозных центров. В регионе с повышенной вероятностью возникновения социальных разломов и политического противостояния между властями и политической оппозицией их деятельность способна подорвать внутриполитическую стабильность и межконфессио­нальное согласие.

0

0