Современная политика России

После распада СССР и завершения «холодной войны» пе­ред Россией встала задача выстраивания внешнеполитической стратегии, соответствующей ее новому статусу, в том числе, в отношении к новым независимым государствам Средней Азии. Процесс формирования среднеазиатского направления рос­сийской внешней политики проходил в три этапа.

Первый этап (декабрь 1991-1996 г.) — с момента развала СССР до превращения новых независимых государств в полноправных субъектов международных отношений.

Второй этап (1996-2001 гг.) -период осознания необходимос­ти восстановления на постсоветском пространстве интеграцион­ных процессов, но уже на качественно новой, взаимовыгодной основе.

Третий этап (с 2001 г. по настоящее время) — Средняя Азия приобретает геополитическое значение, вследствие чего обост­ряется конкурентная борьба между Россией и другими великими державами за влияние в регионе.

Первый этап характеризовался преобладанием в кругах рос­сийской политической элиты прозападных настроений. Ожида­лось, что сближение России с Западом приведет к кардинальному улучшению отношений с бывшими соперниками и, как следствие этого, изменится отношение западных стран к Российской Феде­рации, что обеспечит Москве поддержку с их стороны. Именно поэтому в первые годы после распада СССР усилия российской внешней политики были направлены на формирование новых отношений со странами Запада и такими международными структурами, как ЕС и НАТО.

В 1992 году в своей статье «Преображение или кафкиан-ская метаморфоза» министр иностранных дел РФ А. Козырев подчеркивал высокую значимость данного проекта для России. Неудача, которая могла бы постигнуть Россию в ее попытках «…интегрироваться в демократический союз государств и, тем самым, в мировую экономику была бы, — полагал А. Козырев, — предательством по отношению к нации и означала бы окон­чательное скатывание России до категории третьеразрядного государства» [1].

Основы политики России со странами Средней Азии были сформулированы в апреле 1993 года в рамках Основных поло­жений концепции внешней политики РФ, уточненной в сентябре 1995 года в президентском указе о стратегическом курсе России в отношениях с государствами — участниками СНГ.

В те годы у России в отношениях с постсоветскими страна­ми, включая государства Средней Азии, отсутствовала четко определенная стратегия. По замечанию российского эксперта В. Никонова, в начале 1990-х годов у России не было официальной политики в отношении республик Средней Азии, за исключением сферы безопасности, которая с самого начала была и остается на­иболее продвинутым направлением взаимодействия между ними. Более того, правительство Е. Гайдара проводило «…стратегию избавления от центральноазиатских государств, поскольку счита­лось, что без помощи России они окажутся беззащитными как в экономическом, так и в политическом отношении, и, следователь­но, автоматически сами вернутся в сферу российского влияния, но на более выгодных для России условиях» [2].

Однако политика Е. Гайдара привела к противоположному результату. Выталкивание республик Средней Азии из рублевой зоны и из других сфер экономического взаимодействия, сфор­мированных в советский период, привело к становлению их торгово-экономических связей со странами дальнего зарубежья. При этом сама Россия, вступившая в полосу экономического кризиса, оказалась неспособной стать центром экономиче­ского притяжения для своих соседей. В результате, по мнению В. Никонова, товарооборот между Россией и Средней Азией резко сократился, его объемы едва достигали одной трети от товарооборота в рамках СССР. То, что российским реформато­рам казалось нерентабельным и неэффективным, совершенно иначе оценили иностранные инвесторы. Страны Средней Азии (за исключением Таджикистана) стали лидирующими в СНГ по объемам зарубежных инвестиций [3].

Неоправдавшиеся надежды Москвы на равноправное парт­нерство с Западом способствовали пересмотру принципов вне­шней политики Российской Федерации и смене ее ориентиров. Сторонники прозападной ориентации, имевшие в 1990 — 1992 годах достаточно сильную политическую поддержку в стране, подверглись серьезной критике со стороны коммунистов, наци­онал-патриотов и других политических сил России. Снижение авторитета «западников» наглядно продемонстрировали парла­ментские выборы 1993 и 1995 гг., когда они лишились поддержки значительной части электората.

Начиная с 1993 года, в политической элите России накапли­вается недовольство в отношении внешнеполитического курса Кремля. Вследствие этого в 1996 году А. Козырев с поста минис­тра иностранных дел РФ был отправлен в отставку, главой же внешнеполитического ведомства РФ был назначен Е. Примаков, в программе которого были определены главные направления внешней политики России:

1. Защита территориальной целостности России и отпор лю­бым посягательствам на эту целостность.
2. Стимулирование интеграционных процессов в бывших советских республиках, но не путем восстановления Советского Союза, а на иной основе.
3. Стабилизация международных отношений на региональном уровне.
4. Недопущение создания новых очагов напряженности в мире, особенно ввиду наличия у ряда государств оружия массо­вого уничтожения [4].

Особое место во внешнеполитической программе Е. При­макова уделялось сотрудничеству в рамках СНГ. В программе констатировалось, что за пять лет взаимный товарооборот стран СНГ упал более чем на 60%, а доля государств, не входящих в Содружество, к 1997 году достигла половины внешнеторгового оборота стран СНГ Удельный вес России во внешнеторговых связях остальных стран СНГ снизился, составив менее 40%. Таким образом, необходимо было продвижение на пути возвра­щения, но уже на принципиально новых условиях, к единому экономическому полю, создание условий для активизации ин­теграционного процесса [5].

Политику Е. Примакова продолжил И. Иванов (министр ино­странных дел РФ с 1998 по 2004 г.), по мнению которого, «…выбор России в пользу многополярного мироустройства обусловлен, прежде всего, национальными интересами. Только в рамках та­кой системы Россия смогла бы наилучшим образом обеспечить себе достойное место в мировом сообществе. Продвижение концепции многополярности не в ходе абстрактных дискуссий, а в процессе поисков совместных решений наиболее острых и сложных международных проблем напрямую затрагивает жиз­ненные интересы России, будь то обеспечение стратегической стабильности, урегулирование региональных конфликтов под эгидой ООН или строительство всеобъемлющей системы евро­пейской безопасности без разделительных линий» [6].

После прихода к власти В. Путина, сначала — в качестве ис­полняющего обязанности главы государства, а затем — и законно избранного президента, происходит формирование принципи­ально нового внешнеполитического курса страны. Уже 28 июня — 2000 г. по инициативе В. Путина была принята новая Концепция внешней политики Российской Федерации, получившая название «доктрина Путина». В этом документе было обозначено новое видение роли России в международных процессах, проанали­зированы ее отношения с ведущими странами мира, сформули­рованы основные внешнеполитические приоритеты и задачи, отвечающие интересам страны «…как великой державы, как одного из влиятельных центров современного мира» [7]. Стала очевидной приверженность нового российского лидера политике поддержания партнерских отношений со всеми государствами, представляющими интерес для России.

Больше внимания стало уделяться азиатскому вектору вне­шней политики, в первую очередь, сотрудничеству с Китаем. И хотя, выступая в Стэндфордском университете (США), С. Лавров подчеркивал, что в российско-китайских отношениях «…нет идеологии, нет ничего, кроме национальных интересов двух стран и общего взгляда на многие вещи» [8], российско-китайское сближение многими обозревателями было расценено как желание Пекина и Москвы предотвратить усиление влияния США, в том числе, и в Средней Азии. Следствием такого сбли­жения явилось будирование на саммите ШОС в Астане (июль 2005 г.) вопроса о целесообразности присутствия военных баз США в Центральной Азии [9].

При В. Путине интеграционные процессы на постсоветском пространстве вышли на качественно новый уровень. Особое внимание данному направлению уделяется в Концепции внешней политики РФ. В частности, в ней отмечается, что «приоритетным направлением внешней политики России является обеспечение соответствия многостороннего и двустороннего сотрудничест­ва с государствами — участниками Содружества Независимых Государств задачам национальной безопасности страны. При этом подчеркивается, что акцент будет делаться на развитии добрососедских отношений и стратегического партнерства со всеми государствами — участниками СНГ» [10].

Третий этап в среднеазиатской политике России начался с антитеррористической кампании Вашингтона, переросшей в геополитическое усиление США в зоне жизненно важных интересов России. Это выразилось, в частности, в размещении американских военных баз в Узбекистане и Кыргызстане.

В 2005 году США приступили к осуществлению проекта Большой Центральной Азии — в качестве альтернативы ШОС. Ключевая роль в этом проекте отводится исламским государствам — Афганистану и Пакистану, а также Индии с ее огромным люд­ским и экономическим потенциалом. Как считает госсекретарь США К. Райе, в результате объединения Центральной и Южной Азии будет создан «новый Шелковый путь», большой «реформа-ционный» коридор, соединяющий демократические государства Запада с демократиями Южной и Восточной Азии. В этом случае, заявила К. Райе, США будут готовы помочь Казахстану и другим центральноазиатским странам в процессе осуществления их интеграции в глобальную экономику.

В ответ Россия, которую, как откровенно признал глава МИД РФ С. Лавров, не ждут ни в Евросоюзе, ни в НАТО, активизировала экономическое, политическое и военное сотрудничество со странами Средней Азии. В рамках этого направления Москве уда­лось приступить к выстраиванию последовательной политики, воспринятой в странах региона как наиболее предпочтительный вектор их внешнеполитической ориентации на фоне нарастаю­щей критики и давления Запада.

Россия выступила за сохранение существующих в регионе политических режимов, оцениваемых в качестве предсказуе­мых. Так, выступая 31 января 2006 года на пресс-конференции в Кремле, президент РФ В. Путин заявил, что России не нужны в Центральной Азии ни революции, ни второй Афганистан, но нужна эволюция, которая приведет к утверждению демок­ратических ценностей. Поэтому, признавая наличие в регионе большого количества проблем, Россия, по словам В. Путина, будет действовать очень аккуратно и не позволит «раскачать» здесь ситуацию [11].

Формируя региональную стратегию в Средней Азии, Москва дифференцирует свои военно-политические и экономические связи с государствами региона, методы и средства их достиже­ния. При этом Кремль учитывает возможное противодействие со стороны США и других стран НАТО своей политике в регионе, а также прозападные настроения определенной части местных политических элит.

По нашему мнению, стратегия России в регионе будет направ­лена на достижение следующих целей:

—  продолжение процесса дальнейшей интеграции в рамках Евразийского экономического сообщества;

—  создание реального оборонного пространства России, Казахстана, Узбекистана, Киргизии и Таджикистана в рамках Организации Договора о коллективной безопасности, включая создание коллективных сил быстрого развертывания (КСБР) под эгидой России;

— сотрудничество в рамках ШОС для противодействия поли­тике США, ведущейся в регионе.

Как считают некоторые российские эксперты, Россия может оказать странам Средней Азии содействие: в решении проблем нелегальной миграции рабочей силы и теневых капиталов; в ос­воении внешних рынков, развитии транспортных коммуникаций, транзите энергоресурсов; в эффективном развитии интеграцион­ных связей между странами СНГ.

Со вступлением России в Организацию Центральноазиатского сотрудничества, с одной стороны, и вхождением Узбекистана в ЕврАзЭС и в ОДКБ, с другой, проблемы интеграции в Средней Азии приобрели совершенно новые черты. Теперь интеграцион­ная ситуация в регионе определяется не проникновением России в регион извне, а ее официальным здесь присутствием.

В качестве весьма важного политического инструмента Рос­сия использует присутствие в регионе значительного количес­тва этнических русских и русскоязычного населения, а также сохранившиеся с советского периода хозяйственные связи со странами региона.

Особое значение для безопасности России приобретают исхо­дящие из «дуги нестабильности», проходящей в непосредствен­ной близости от границ новых независимых государств Средней Азии, нетрадиционные угрозы и вызовы — международный терроризм, религиозный экстремизм, наркотрафик, нелегальная миграция, контрабанда, имеющие конечным адресом Россию и, далее, страны Европы. В этой связи для России и стран региона несомненное значение представляет организация эффективного противодействия реальным угрозам и вызовам уже на подступах к Средней Азии.

Важной формой сотрудничества в сфере безопасности для России и стран Средней Азии является взаимодействие в рамках ОДКБ. Нельзя не учитывать того факта, что вооруженные силы стран региона оснащены вооружением, в основном, советского и российского производства, более для них привычным, и, сле­довательно, считающимся более надежным. С другой стороны, необходимо учитывать, что этот фактор определяет значительную зависимость от соответствующих поставок из России.

США и НАТО также пытаются активно развивать военно-тех­ническое сотрудничество со странами Средней Азии, стремясь продвигать свои виды вооружения и соответствующие комплектующие. Следовательно, странам Средней Азии в среднесрочной перспективе предстоит определиться со своими военно-полити­ческими приоритетами.

В настоящее время Россия осуществляет мероприятия, на­правленные на восстановление вдоль своих границ так называ­емого «предполья ПВО» — аналога системы противовоздушной обороны, существовавшей в период СССР. В частности, завер­шается создание единой региональной системы ПВО России и Беларуси, планируется создание единой региональной системы ПВО на Кавказе — с участием Армении. В будущем предпола­гается создание аналогичной системы ПВО в Среднеазиатском регионе коллективной безопасности.

При анализе проблем военного сотрудничества России и стран региона необходимо учитывать глобальную военную ситуацию в современном мире и подходы Москвы к защите своей территории. По мнению начальника Генерального штаба Вооруженных сил РФ Ю. Балуевского, взаимоотношения России с США и НАТО в военной области давно перешли от радужных иллюзий к прагматичному пониманию национальных интересов — при общем совпадении взглядов, сохраняются так называе­мые «двойные стандарты». У ряда западных политиков, да и у военных, — полагает российский генерал, — все еще имеются «остатки старого мышления о том, что война между Россией и НАТО возможна». Поэтому со стороны НАТО, считает Ю. Ба-луевский, прослеживаются попытки вовлечь государства СНГ в сферу деятельности блока — с целью ослабления их отношений с Россией. В связи с этим Россия будет жестко отстаивать свои интересы [12].

Серьезного внимания заслуживает углубление сотрудничества России со странами Средней Азии в сфере борьбы с международ­ным терроризмом и религиозным экстремизмом. В целом уже со­зданы правовые и организационные условия для сотрудничества спецслужб России и стран региона- как на двустороннем уровне, так и в рамках Региональной Антитеррористической структуры ШОС, Антитеррористического центра стран СНГ, Организации Договора о коллективной безопасности. В 2005-2006 годах на территории Казахстана состоялись международные оперативно-тактические учения спецслужб и органов безопасности стран СНГ «Каспий — Антитеррор-2005», а также стран — членов ШОС «Каспий — Антитеррор-2006».

На необходимость активного противодействия терроризму и экстремизму, в том числе в рамках сотрудничества со специальны­ми службами России, других стран ближнего и дальнего зарубежья, указывают непрекращающиеся попытки международных терро­ристических организаций, в частности, запрещенной организации «Хизб ут-Тахрир», создавать свои боевые ячейки на территориях стран Средней Азии, а также в ряде российских регионов.

Особого внимания заслуживает налаживание сотрудничества России и стран региона в сфере борьбы с международной ор­ганизованной преступностью в рамках формирования единого антикриминального пространства.

Для России и стран Средней Азии особую актуальность сохраняет проблема борьбы с наркотрафиком из Афганистана. По информации ООН, в 2006 году урожай опия в Афганистане составил около 5 тыс. тонн,, при этом запасы героина — около 610 тонн. Около 25% наркотрафика предназначено для вывоза в Россию и далее в европейские государства через Таджикистан, Кыргызстан, Узбекистан и Казахстан.

То, что государства Средней Азии являются транзитными, не снижает опасности для населения региона, так как часть нарко­тиков остается здесь. Так, в Казахстане количество лиц, больных наркоманией, за последние 16 лет выросло в 10 раз (53 351 че­ловек), в том числе среди несовершеннолетних — в 18 раз (4948 подростков) [13]. Несмотря на принимаемые меры, в том числе при содействии международных организаций, приостановить поток наркотиков не удается. Так, в октябре 2006 года в Алматы была задержана группа из пяти человек — граждан Таджикистана и Узбекистана, переправлявших из Таджикистана 66 кг героина и почти 200 кг опия [14].

В Средней Азии, как и на всем постсоветском пространстве, проявились ярко выраженные миграционные процессы, вызван­ные резким ухудшением социально-экономического положения населения, усилением этнического и конфессионального отчуж­дения, «прозрачностью» границ. За 16 лет независимого сущес­твования постсоветских республик социально-экономическое и политическое развитие в них сложилось по-разному. В результате Россия и Казахстан являются сейчас государствами, «принима­ющими» миграционные потоки, а Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан — «отправляющими».

По данным экспертов, треть трудоспособных граждан Кыр­гызстана и Таджикистана работают за пределами своих стран, а их денежные переводы формируют до половины ВВП этих государств [15]. Как считают узбекские эксперты, количество мигрантов из Узбекистана составляет от 600 тыс. до 1,5 млн. человек в год (от 3 до 6% населения страны). В основном уз­бекские мигранты едут в Россию, хотя в последнее время доля отправляющихся туда сократилась с 80% в 1994 году до 60% в 2004 году. Все большее число узбекских граждан едет в Казахстан — 25%о от общего их числа в 2004 году [16].

Трудовую миграцию, являющуюся международным про­цессом, невозможно решить мерами, действующими в одной отдельно взятой стране. Однако международное сотрудничество, в том числе на уровне российско-среднеазиатских отношений, пока развивается недостаточно активно.

Для осуществления своей политики в Средней Азии Россия активно использует и двусторонний формат сотрудничества.

С Узбекистаном у России складываются весьма непростые отношения. В 2003 году Ташкент активно поддержал действия Вашингтона против международного терроризма. Одновре­менно Ташкент дистанцировался от политических контактов с Москвой.

Однако рубежным событием для Ташкента в выборе страте­гических союзников явились события, произошедшие в Анди­жане весной 2005 года, которые Москва однозначно оценила как действия, инспирированные извне для дестабилизации ситуации в Узбекистане и в регионе в целом. Это привело к беспрецеден­тному сближению России и Узбекистана, сопровождавшемуся отходом Ташкента от Запада.

+3

0