Суфизм в Казахстане
Суфизм, Суфийская философия, оказавшая значительное влияние в Казахстане (сохранившееся до наших дней), связана с именем великого мыслителя средневековья Ходжа Ахмета Иассауи. Его духовное наследие, имеющее огромное значение во всех тюрко-мусульманских странах, издается в Международном университете им. Х.А. Иассауи в Туркестане. По своим воззрениям Х.А. Иассауи был суфием, приверженцем мистического учения ислама, проповедовавшего воздержание и аскетизм. Вышедший из бедной семьи, мыслитель был далек от мирских благ, размышлял о греховности богатства, невозможности достижения рая богатыми. В суфизме как форме исламского мистицизма присутствуют некоторые идеи из индийской философии ведов, европейского гностицизма, греческого неоплатонизма, зороастризма, христианского мистицизма и т. д. Ясно, что суфизм не является единой, монолитной мировоззренческой концепцией. Он исходит из индивидуального человеческого опыта, мистического переживания, проявляющегося у каждого человека субъективно. Отсюда суфизм представляет собой не теоретическое учение, а практическую концепцию с постижением способов и методов мистического переживания без его осмысления и теоретического осознания. В суфизме присутствуют общие положения, предшествовавшие практике религиозного мистицизма, представления о мироздании и Боге, отношение к природе и месту человека в ней. От ортодоксального ислама суфизм отличается тем, что он растворяет Бога в природе и мироздании, и это порождает сильную мистическую тенденцию. Суфизм рассматривает различные проблемы, касающиеся Вселенной, Бога и человека, вопросы начала и конца света, создания его творцом, место человека в мироздании и др.; все это невольно вступает в противоречие с установками ислама.
В основе единства Бога и мира находится представление, что все в мире зависит от Бога, но оно не может быть постигнуто разумом или органами чувств. Если бытие имеет две ипостаси «хак» и «халк», т. е. истину и многообразие, то это разворачивается в форме связи между сущностью и явлениями, субстанцией и модусами, разумом и феноменами. Все это человек может постичь, лишь до него доходят связи божественного и сотворенного, он может достичь понимания божественной сущности. На этом пути располагаются пять ступеней бытия: чувственный мир, мир его идей, мир души, абсолютное бытие как божественная сущность, совершенный человек как объединение предыдущих миров. Здесь сердце суфия достигает высшего блаженства, ибо оно отражает абсолютную сущность, достигает такого состояния, в котором происходит отождествление с Богом. Немецкий теолог И. Экхарт писал о таком состоянии: «В моей душе есть сила, воспринимающая Бога. Ничего не близко мне так, как Бог… Бог мне ближе, чем я сам себе». Когда человек начинает отражать божественную сущность, то постепенно исчезают различные стороны и аспекты, появляется единообразие, устраняются различия и особенности, происходит отождествление Бога и человека. Остается человек один с душой, равной Богу, он говорит о себе «Мен», «Я», ибо теперь нет ничего, кроме него. Это полагает равенство единства и многообразия, изначального и сотворенного, внешнего и внутреннего, начала и конца и т. п.
Главным в суфизме было признание единства бытия, что проявлялось на трех уровнях Абсолюта, имен или архетипов, феноменального мира. Абсолют — это Бог, истина, единственная сущностная реальность, мир же есть тень божья, а между ними стоят имена, они промежуточны между абсолютным бытием и материальным, видимым миром. Эти «божественные имена» оказывались как теологическими категориями, выражавшими атрибуты и модусы Бога, так и философскими понятиями, которые живут благодаря существованию идеи Бога. Здесь проявляется влияние неоплатонизма, согласно которому, существует иерархия идей, а сами по себе они не имеют реальности, являются формами проявления других, более высоких идей, а те, в свою очередь, еще более высоких, и т. д., до верховной идеи Бога. Так, человечность нигде не существует реально, однако как элемент она присутствует в бытии каждого человека в том или ином объеме. Следовательно, божественные имена — в мире тайны, скрытого, а феноменальный мир — манифестация Бога в «мире свидетельств». Как видно, истинным, абсолютным бытием обладает лишь Бог, все остальное — производное от него. Все существующее в мире многообразие производно и вторично по отношению к божественному бытию. Это понимание пришло от неоплатоника Прокла/ у которого в триаде Единое бытие находится в себе, выходит за свои пределы, а затем, наконец, возвращается к себе.
Возвращение к себе осуществляется уже Совершенным человеком, он — результат божественного творения, его венец и завершение. Он несет на себе печать Бога, поэтому человек является самым совершенным бытием универсума, а всякое другое бытие — только один из многих аспектов, атрибутов Бога. Человек синтезирует в себе формы божественного провидения, в нем интегрировано все сущее, он объединяет все сущностные реальности мира. Мир есть макрокосм, а человек — микрокосм (алем-и-акбар, алем-и-асгар). Это позволяет человеку быть мерой всего бытия, он больше, чем просто микрокосм, он — звено между Богом и миром, сочетающее в себе и божественное, и тварное начало, что обеспечивает единство космического и феноменального. Идея единства бытия порождает понимание того, что божественная субстанция есть имманентная причина всего сущего, она вечна и в то же время находится в постоянном движении, проявляясь в различных формах.
Основное место в теории познания суфизма занимает мистическое постижение истины. Бог-Истина непостижим разумом, потому что он вечен, а бренное не может охватить вечное. Суфийские мыслители не отвергали ценности рационального знания, но, в то же время, отмечали ограниченность его возможностей. Предмет познания для суфиев ограничен религиозными рамками. Главное для них — поиск ответов на вопросы: что есть Бог и человек? Возможно ли постижение Бога? Чем и как должен руководствоваться человек в своем жизненном поведении? И т. д. Здесь суфии выступали за самостоятельное решение кардинальных для религиозного сознания проблем, против догмы богословской традиции. Богословы трактовали исламское вероучение в соответствии с буквой Корана и сунны, а суфии пытались найти в пророческих откровениях скрытый смысл, который был наиболее созвучен их личным взглядам и умонастроениям. Итак, знания теологов — знание законов Бога, а суфии стремятся к познанию сущности самого Бога. Потому рациональное знание несовершенно по сравнению с прямым видением истины, которое дается лишь в мистическом опыте. Это переживание всегда индивидуально. Однако и здесь есть некоторые общие признаки, характерные для мистицизма в целом. Сам момент познания истины наступает внезапно, неожиданно и подобен ослеплению. У суфиев это ослепление часто ассоциируется с огнем, пламенем, главную роль в познании играет интуиция, она есть основная характеристика непосредственного знания, возникающего как внезапное озарение. Диалектика здесь заключается в том, что интуиция как непосредственное знание есть следствие необходимости подготовки к этому состоянию озарения. Интуиция как чистое воображение оказывается следствием пути «тарика», на котором необходимо усвоение определенного комплекса знаний, переданного наставником, нравственное совершенствование, достигаемое аскетической практикой, овладение специальным комплексом психофизических упражнений и т. п. Настаивая на непосредственности озарения, мистики постоянно говорят о необходимости подготовки к этому состоянию. Этот путь характерен и для научных открытий, где решающее значение имеют практика, эксперимент, логическое заключение, т. е. длительный процесс осознанной работы, а внутреннее озарение, внезапное вдохновение являются результатом подсознательной работы.
Слово «интуиция» происходит от позднелатинского intuitio, что означает «созерцание». Специфика суфийского поиска истины, подготовки к интуитивному постижению заключается в исключительном «вглядывании в себя», самоанализе, самонаблюдении. Умственный взор ученого направлен на объекты внешнего мира, философа — на внутренний и внешний мир, а суфия — только внутрь себя. Так образуется своеобразный круг движения. В суфийской теории познания осуществляется движение от субъекта к всеобщности, субстанции, от самопознания человека — к познанию Бога, а затем происходит возвращение от целого к частному. Суфии-поэты говорили, что знаки божественного милосердия лучше всего зреть в своем сердце. Посредством самопознания человек уничтожает то личное Я, которое является феноменальным, видимым и обнаруживает свое истинное Я, которое сущностно. Необходимо избавиться от земной скорлупы, внутри которой скрыта сердцевина Я — микрокосм. Божественному Я в человеке мешают страсти, мирские предрассудки, господствующие в обществе нравы, официальные установки. Человек должен сбросить с себя все наносное, как змея сбрасывает кожу. Смерть феноменального Я открывает дорогу к сущностному знанию, где отсутствует расчлененность на объект-субъект и познается истина единства бытия. Суфием в постижении истины двигают любовь, эмоции, которые будоражат воображение. Воображение рождается в любящем сердце. Сердце есть одновременно и вместилище божественного, и своеобразный орган мистического познания. Сердце в суфийской символике играет важную роль, оно — зеркало, в котором отражается свет божий, но для того, чтобы узреть там лик господа Бога, надо это зеркало отполировать. Все усилия человека, познающего истину, направлены именно на эту полировку, т. е. на моральное совершенствование. Для суфия знание содержится в сердце, почему оно равно знанию в вере, т. е. вера необходима для истинного познания. Рационально нельзя объяснить вечную тайну мироздания, ее может объяснить лишь вера как средство освобождения от мук неведения и достижения душевного равновесия. Вера будет спасительной лишь тогда, когда она основана на безграничной любви к объекту этой веры — абсолютному бытию. Отличительной особенностью суфизма оказывается то, что здесь в полной мере получила развитие идея любви к Богу. В Коране и сунне главными предстают смирение и покорность перед всемогущим Богом, а идея любви к Богу не получает развития.
Все поэмы суфийских поэтов пронизаны темой любви к Богу и часто Бог ассоциируется с возлюбленной, а поэт — с влюбленным. В этом можно видеть продолжение греческого понимания слова «философия», означающего «любовь к мудрости». В суфизме созерцание Бога в женщинах — самое интенсивное и совершенное. Происходит это оттого, что непосредственное познание Бога невозможно, нужен объект, его замещающий, и женщина в сознании суфия представляет Бога. Человек (мужчина) созерцает женщину. Здесь налицо полярность объекта и субъекта и разные подходы к созерцанию. Если человек созерцает в женщине Бога, то он сосредоточен на том, что пассивно; в случае созерцания Бога в себе он сосредоточен на активности, ибо женщина происходит от мужчины. А оптимальным является созерцание Бога без производной от него формы, где достигается состояние пассивности к Богу без посредничества. Здесь суфизм противоречит исламу, ибо ставит людей за пределы антропоцентризма, против чего категорически выступает ислам, запрещающий восхвалять кого-либо, кроме Бога. Суфизм переводит божественную тягу в земной аспект любви к женщине, чем выражает в понятной форме стремление к познанию как любовь. Процесс познания похож на опьянение, а оно ведет к экстазу, безумству. Суть суфийского понимания познания заключается в призыве к любви, ибо только в личном ощущении раскрывается истина, она проявляется лишь в непосредственном соприкосновении с объектом любви, опыте видения. Познание требует особой концентрации душевных и физических сил. Постижение Бога доступно только избранным им самим, что приводило к различению духовной элиты, постигающей истинное, эзотерическое знание, и обыкновенных людей. Существование эзотерического и экзотерического знаний позволяет суфиям сохранить свое личностное понимание вероучения. Каждый понимает знание по-своему, и лишь особым представителям рода человеческого дано постичь сущностное знание. Это есть следствие того, что знание Истины не может быть выражено вербальным, словесным путем, оно — таинство. У каждого есть свое понимание, а потому надо молчать. Молчание — знак высшей мудрости, в молчании можно лучше понять истину: «знающий не говорит, говорящий не знает». Естественный способ передачи истинного знания -язык символов и знаков, стимулирующих воображение. Нужны притчи, символы, иносказания, метафоры. Соотношение человеческого Я с космическим Я передается образами капли и океана. Акт познания — опьянение, суфий — опьяненный, истина — вино, пророк, наставник — виночерпий. На последователей сильное влияние оказала трактовка суфиями любви как основного пути познания. Стремление к женщине расценивалось как движение к Богу, постижение его благодати, истины, которая вечно присутствует в Аллахе. Перерастая это чувство, человек познает высшие истины, эзотерическое знание, которое не подлежит пониманию каждого. На этом пути особенно значение наставника, который посвящает в сущностные истины. Х.А. Иассауи многократно отмечал роль своего учителя Ж. Ха-мадани в продвижении по дороге благодати. Хороший наставник в суфизме означает многое, поскольку учение и образование основаны на личностном обучении, непосредственной передаче знаний от учителя к ученику в межличностном общении. Суфизм оказал большое влияние на мировоззрение казахов. Он придал значение таинственному познанию, иносказаниям, притчам, символам и метафорам. В словах песен суфиев был зашифрован потаенный смысл, посвященные в него получали доступ в тайны мироздания. Песни как наборы знаков и символов тревожили воображение, давали простор истинному знанию, что было понятно лишь некоторым людям, например, влюбленным. Стихи суфиев приблизились к истинному знанию, к его пониманию и интерпретации.
Широко известно описание суфийского зикра шаманизма в подземелье Мазлум хана под руководством казахов — шейха Шабанбая Курбаева и его помощника Адхалыка Кудайбергенова. Это был обряд поклонения с участием 400-500 человек, продолжавшийся около четырех часов. Наиболее податливых порханы вовлекали в обрядовый танец по кругу, некоторые из них падали в изнеможении со стоном, в котором сочетались блаженство и страдание. Постепенно в круге оказывались все участники, и начинался мистический обряд поклонения таинственным сущностям; им руководили шесть порханов. Кудай-бергенов хватал топор/ который ему подавали женщины, обнажал левую половину груди и, размахнувшись несколько раз, с восклицанием «алла-гу» со всего размаху ударял себя обухом по груди в области сердца так, что по всему подземелью разносился гул.
Философия Х.А. Иассауи остается немеркнущим примером эзотерического знания, когда истина скрывается в символах и выявляется жизненная связь между всеми познающими существами, что раскрывает всеохватывающее сознание как основополагающее единое. Здесь нет чистых монотеоретических моделей, ибо наш великий предок полагал, что все в жизни имеет практическую направленность и ее необходимо использовать, только тогда она сохранит свою жизненность.
