Таджикский кинематограф 90-х — явление уникальное. Из-за разразившейся гражданской войны и ее последствий киноотрасль внутри страны практически перестала существовать (как, впрочем, и в Туркменистане). Все, что снимается сегодня в Таджикистане, практически делается в условиях эмиграции.
Май 2001 года. Москва. Дом кинематографистов. Я помню, как в один из дней в фойе Белого зала собрались таджикские кинематографисты, живущие за пределами своей страны, — человек 15, не меньше. Удивительно, но именно они и создают таджикский кинематограф и доказывают знаменитую формулу Бенедикта Андерсена о нации, как о «воображаемом коммьюнити».
Каждый из режиссеров, неважно, игрового или документального кино, создает ту тонкую и нематериальную субстанцию, называемую «нацией». Каждый фильм, как кусочки одной мозаики, складываясь в одну большую картину, создает целостное видение страны и народа.
Фильмов за это десятилетие независимости в Таджикистане было снято немного, но каждый из них занимает свое определенное место.
«Кош ба кош» (1993) Бахтияра Худойназарова, удостоенный «Серебряного Льва» Венеции, открыл миру новую точку на карте планеты — Таджикистан, Душанбе. Город романтичных влюбленных и одиночных выстрелов в комендантский час; с фуникулером — местом притяжения молодых, и трупами, плавающими в городском канале. Но главное, что здесь, — настоящие страсти и настоящие чувства. Оказывается, что война и любовь вполне сосуществующие вещи.
Фильм «Присутствие» (1995) Талиба Хамидова, показанный на форуме Берлинского кинофестиваля, передал ту сложную атмосферу отчания и надежды у людей, живущих в условиях гражданской войны. Главный герой — молодой интеллектуал время от времени рассматривает книгу-альбом знаменитых французских фотографий. Те безмятежность и гармония, которые сквозят в фотоработах, есть некий желаемый рай. В целом вектор ментальности в «Кош ба кош» и в «Присутствии» можно определить как прозападный, а в фильме «Полет пчелы» (1998) Джамшета Усмонова явно устремлен в плоскость этнической, традиционной ментальности.
Интересно, что даже такие документальные фильмы, как «Командировка» (1998) Марьям Юсуповой, «Возвращение» (1999) Фархада Абдуллаева, «Сладкая Родина» (2000) Орзу Шарипова, имеют свой вектор, выражающий вгляд автора. «Командировка» снята в русской манере кинодокументалистики — минимализм средств, точные наблюдения, и в итоге перед нами предстает традиционно экс-советский город. Фильм «Возвращение» больше похож на телевизионный репортаж из стран Ближнего Востока — азиатские мужские лица в афганских платках, жизнь в лагерях для беженцев, традиционные длинные мужские халаты, цветные женские платки и возвращение в дома не городские, а в отдаленные горные кишлаки. «Сладкая Родина» идеализирует традиционный быт и образ жизни таджиков, создавая некое щемящее чувство ностальгии по утраченной гармонии.
Таджикское кино десятилетия независимости есть тоже прямое отражение ситуации в стране, раздираемой войной и ее последствиями. Но, кроме функции отражения, кинематограф берет на себя еще и задачи нащупывания нравственных координат, каждый раз задаваясь извечным вопросом: «С чего начинается Родина?»
И вот в 1999 году появляется абсолютно эклектичная (можно добавить: как сама жизнь) картина «Лунный папа» Бахтияра Худой Назарова, которая, наверное, наилучшим образом передает многовекторность и абсурдность жизни, в которой пребывает сегодня не только Таджикистан, но и вся Центральная Азия.
Главная героиня Мамлакат (что в переводе с таджикского означает Родина) неизвестно от кого беременна, и весь фильм ее родственники — холерического типа отец и сумасшедший брат — пытаются найти отца будущего ребенка. Ненастоящий отец — местный таджикский шулер, решивший жениться на Мамлакат, — погибает, а настоящий — конечно же, российский летчик, засылает в коме. У бедной девушки не остается никого: нет ни опоры, ни спасения. Разве что ковер-самолет унесет ее в дальние края.
В фильме «Лунный папа» все перемешано: Запад- Восток, советские и постсоветские реалии, добро — зло, правда — вымысел, страны и континенты — все а нескончаемой круговерти культур, сумасшествия и неразберихи. В пространстве, где все сбито и сломлено, остаются только самые общие, смыслообразующие элементы: вода — как стихия смерти, земля — как основа жизни. Опять все низведено на ноль, на выстраивание культурной модели с самого основания. Хорошо это или плохо — не в этом вопрос. Очевидно, что пространства для дальнейшего строительства больше, чем достаточно. А это значит, что впереди
— новые картины, новые открытия, и опять-таки не благодаря, а вопреки. Вопреки тому, что киностудия «Таджикфильм» фактически бездействует из-за отсутствия средств, вопреки тому, что кино в стране практически должно было бы умереть. В этом тоже один из феноменов центрально-азиатского кино. Пассионарную ситуацию рождают не деньги и не заказ сверху, а глобальные задачи, которые ставит время и общество перед художником, которые он и призван решать.