Тенгри как космос. Космос в форме его видимой части неба как верховный над-мировой дух признавался не только исключительно тюркскими племенами. “Верное отражение природы, — писал Ф. Энгельс, -дело трудное, продукт длительной истории, опыта. Силы природы представляются первобытному человеку чем-то чуждым, таинственным, подавляющим. На известной ступени, через которую проходят все культурные народы, он осваивается с ними путем олицетворения. Именно это стремление к олицетворению создало повсюду богов…”. Культ космоса как неба-бота в своем генезисе уходит в глубокую древность и выявляет некоторые общие моменты культуры истории народов мира. Почитание космоса общечеловечно и вера в него свойственна всем народам! Космос занимал главенствующее место в пантеоне и угрофинских народностей. Этнограф второй половины XIX в. И. Н. Смирнов пишет, что главным из божеств, “которых предлагала природа древним коми было небо — Иен. В настоящее время Иен, как вотяцкий Инмар, черемисский Юмо и западнофинский Юмала, означает прежде всего бога в христианском смысле слова, затем термин для обозначения всякого высшего сверхъестественного существа”.
И религия древнейшего Китая состояла в самом начале из культа природы, где основным божеством было Шанди. Шан-ди — продукт слияния множества разнородных верований, обрядов и традиций, из совокупности которых состоит ранний китайский мировоззренческий синкретизм. Оно считалось верховным божеством, которому на небе также беспрекословно должны подчиняться все духи, как на земле все духи подчинялись воле иньского правителя. Наравне с Шанди существовал культ неба тянь. Тянь был главной божественной силой. С образованием могущественного государства Чжоу и сложением китайской цивилизации тянь принял на себя функции всеобщего верховного божества. Теперь тянь стоял над земным миром и Китай называют тянь-ся (поднебесная), а правителя — тянь-цзы (сын неба). Даосский папа именует себя тянь-им. На этом примере достаточно убедительно просматривается, как обыкновенное почитание природы, превратившись в настоящий культ, вмешивается в дела людей, общества и государства.“…Человек — не абстрактное, где-то вне мира ютящееся существо. Человек — это мир человека, государство, общество. Это государство, это общество порождает религию. Религия есть общая теория этого мира, его энциклопедический компендиум, его логика в популярной форме, его спиритуалистический его энтузиазм, его моральная санкция, его торжественное восполнение, его всеобщее основание для утешения и оправдания”1, -писал К. Маркс.
Если тянь у китайцев своим происхождением обязан абстрактному божеству Шанди, то культ тенгри имеет другого более конкретного предшественника — культ солнца, генетически они взаимосвязаны. Известный исследователь ранних форм религии Л. Я. Штернберг отмечает, что всякий раз когда мы встречаемся с божеством неба, мы должны проанализировать, как реально представляет тот или другой народ это божество и тогда увидим, что в сущности говоря, небо является абстрактным понятием, комплексным божеством, настоящие же божества — это те, которые предшествовали образование этого более абстрактного божества. За культом неба скрывается культ солнца.
Культ солнца, в свою очередь, также выступает как синтез космических и астральных божеств, как первопредок-тотем, как тотем всех тотемов. В родовых коллективах под главным назначением любого явления понимается его качество быть родителем. По представлениям кочевников, в их числе казахи не исключение, творец и созидатель — это и есть родитель, отец. Вещи, процессы и явления рождаются, так же, как и человек, который может быть рожденным отцом и матерью, а не являются продуктом акта творения, как это принято в известных религиях. Поэтому тенгри понимается как предок, отец. Сложное единство культа тенгри, включающий в себя культ космических тел, вызвано теми переменами, которые происходили в тысячелетней истории Казахстана и всей Центральной Азии. В процессе социально-исторического бытия в Казахстане распадались старые и возникали новые формы союза и конфедераций. Это не могло не вызвать известных сдвигов в идеологических отношениях, которые и обусловили синкретический характер мировоззрения. “Все религии древности были стихийно возникшими племенными, — пишет по этому поводу Ф. Энгельс, — а позднее национальными религиями, которые выросли из общественных и политических условий каждого народа и срослись с ними. Раз была нарушена их основа, сломаны унаследованные общественные формы, сохранившиеся по традиции политическое устройство и национальная независимость, то, разумеется, рушилась и связанная с ними религия». В результате социально-экономических процессов в евразийских просторах постепенно возвысился тенгри из всех других родовых божков, первоначально представлявший из себя, возможно, не всеобщее надплеменное явление. Как было отмечено, по крайней мере, со времени гуннов, его тенгри становится общегосударственной религией. Но своим возвышением тенгри обязан идейной основе племенных культов, которые представляли из себя различное сочетание анимизации и фетишизации явлений природы и общественной жизни. Однако племенные ритуалы и обряды Продолжали выполнять свои функции в пределах рода и племени, в рамках семьи и быта. Среди племенных культов не могло не быть солнечного божка. Солярные знаки, изображение самого солнца — излюбленный мотив древних художников по камню со времени неолита. О наличии солнечного божества в пантеоне ранних кочевников имеются письменные свидетельства. . “Из богов чтут только Солнце, которому приносят в жертву лошадей, — пишет “отец истории” Геродот. — Смысл жертвы этой тот, что быстрейшему из всех богов подобает быстрейшее животное”. В другом месте Геродот еще раз подчеркивает собственное показание в переданной им клятве предводительницы массагетов Тамириды (Томирис) Киру, грозному царю Персии: “Я клянусь солнцем — господином массагетов, что я тебя, ненасытного, напою кровью”, почитание солнца как божества последовательно переходит, насколько можно судить по археологическим материалам, от саков и массагетов к следующей волне кочевников к хуннам и древним усуням. “Преемственность материальной культуры… обязывает рассматривать верования усу-ней как развитие и совершенствование ранних сакских форм религиозных представлений в новых исторических условиях, как более развитую форму общественного сознания”, — пишет археолог К. Акишев, обобщая многочисленные археологические материалы. Он рассматривает кольцевые курганы, оградки сакско-усуньского времени как символ небесных светил, несомненно почитаемых усуням. Об этом же писал А. X. Маргулан. Культ небесных светил у хуннов достаточно выпукло освящен в китайской летописи. Шицзи сообщает: “Хуннский шаньюй утром выходит поклоняться восходящему солнцу, к вечеру — поклоняться луне”. Шаньюй важнейшие дела начинал “смотря по положению звезд и луны. К полнолунию идут на войну; при ущербе луны отступают”4. Свою генеалогию гуннские шаньюй возводили от солнечных лучей, полагая его своим предком-тотемом (гунны — западная ветвь хуннов, мы использовали оба термина в одинаковом значении).
Арабский географ Ибн аль-Асир пишет, что кипчаки почитали солнце — “что касается религии их (кипчаков. — С. А.), то они поклоняются солнцу при выходе его”. Пл. Карпини дополняет показания араба: “… они (тюрко-монгольские племена. — С. А.) набожно поклоняются солнцу, луне… посвящая им начатки пищи и питания и преимущественно утром, раньше, чем станут есть и пить». Аналогичный обычай бытовал и среди казахов. Почитание солнца — главный довод обвинений бухарских законоведов XVI в., принявших постановление о праведности войны против казахов. Рузбехан пишет: “Шайбани хан обратился к ученым-правоведам с просьбой дать заключение о законности священной войны… Весною, когда бывает первый кумыс, они наливают его в сосуд и прежде, чем пить его, обращают свое лицо к солнцу и немного кумыса брызгают в сторону востока; при восходе солнца делают ему земной поклон в благодарность за то, что оно выращивает кормовые травы, которыми питаются домашние животные и дают кумыс. Казахи… поскольку они поклоняются солнцу, будь это просто почитание или безусловное верование — идолопоклонники и вероотступники».
Культ солнца у казахов переплетен с пережитками верований, что молодой Ч. Валиханов считал отрицанием его существования у казахов. Но позднее, глубоко изучив доисламские культы казахов, пополняет свои суждения новыми доводами и отмечает, что “солнце, луна, звезды… пользуются в народе до сих пор уважением, и в народе сохранились обряды их культа”. Исходя из особого почтительного отношения казахов к луне, он предполагает наличие лунного божества в протоказахском пантеоне. Луну застали во здравии своем, новая луна, дай изобилие во всем, старая луна, облагодействуй! При звездопаде казахи говорят: “жұлдызым жоғары, жұл-дызым жоғары!” — моя звезда выше! По поверьям народа, звезды — это души людей и при их падении умирают люди. Такое, почти платоновское понимание звезд как обиталищ душ людей, является традиционным анимистическим представлением и ничего общего с исламом не имеет. Выражение ж^лдызым карсы — моя звезда против звезды кого-либо, означает враждебное отношение к кому-либо.
Народная антропонимия сохранила пережитки солярных культов: Айғаным (луна+ханум), Күнікей (солнце-девушка), Күнсұлу (Солнце-красавица), Жұлдыз (звезда). Путешественник 60-х годов нашего столетия, венгерский ученый А. Ронаташ, посетивший казахскую диаспору в Монголии, изучил их обычаи, обратив внимание на почитание казахами солнца, которое он рассматривал как пережитки культа светила. Он пишет: “Дымовые отверстия (казахских юрт. — С. А.) открываются на восток по старинному тюркскому обычаю, двери монгольских юрт открываются всегда на юг… Для тюрков слово “впереди” означает “на востоке”1. В пережиточной форме это понятие сохраняется до сих пор. Казахское выражение “есік алды” непременно означает восточную сторону от юрты. Китайская летопись, относящаяся к тюркам, гласит: “Вход в его (тюркского хана. С. А.) ставку с востока, из благоговения к стране солнечного восхождения”. Культ востока отмечается грузинским анонимом XIV в., в чем В. В. Бартольд усматривает следствие культа солнца. Средневековая легенда о шуме солнца, которую приводит П. Карпини, является несомненно следствием олицетворения светила. Эту же легенду Диваев обнаружил почти в неизменном виде среди казахов». Почитание солнца не мог не приметить и Рубрук. Он сообщает: “Некоторые из них (тюрко-монголы. — С. А.)… знают нечто из астрономии и предсказывают им (народу. — С. А.) затмение солнца и луны. И когда это должно случиться, весь народ приготавливает им пищу так что им не должно выходить за пределы своего дома”1, что напоминает вышеописанный обряд жертвоприношений скифов. П. Карпини более полно передает ритуалы культа луны, которые отмечаются у казахов: “Все то, что они желают делать нового, они начинают в начале луны или в полнолуние, откуда именуют ее великим императором, преклоняют перед ней колена и молятся. Солнце они называют матерью луны, потому что она получает свет от солнца”. Сообщения средневековых путешественников подтверждают данные археологии. Так, все каменные изваяния лицом обращены к восходящему солнцу, как бы приветствуют восход божества тенгри. Впрочем, и сами погребенные головой преимущественно ориентированы на восток. Те казахи, которые считали себя правоверными мусульманами, зачастую совершали лишь две из пяти обязательных молитв. Но эти два молитвенных обряда приурочивались именно к восходу и заходу солнца. С восходом солнца начиналось причитание по умершему, которые прекращалось лишь с заходом солнца. Казахи боялись плакать ночью, стричь волосы и ногти в ночное время (“бейуак”, “бейуакыт”). Но эти периоды (особенно заход солнца) суток считалось особенно благодатным для отправления ритуалов народной медицины и их практиков — медиумов. Существовало поверье, что заходящее солнце забирает с собой в подземный мир болезни, поэтому обряд лечения “ұшықтау” — буквально: лечить, производился к моменту захода солнца.