Ценностные параметры кочевого этноса
О существовании кочевого общества на территории Казахстана свидетельствуют образ жизни кочевников, вековые обычаи, традиции, ценности сложившиеся со времен эпохи бронзы более двух тысяч лет назад до эпохи тотальной коллективизации 1936 г. Степь с ее особенностями климатических условий, уникальной географической средой, растительным и животным миром оказали существенное влияние не только на антропологию, но и на образ жизни, культуру, религию, космологию, миропонимание степных жителей. У кочевников все было приспособлено к суровым условиям кочевой жизни. Миграция кочевников не могла не носить строго упорядоченного характера: в ее основу ставились сезонные особенности года, ландшафта, климата, водных ресурсов.
Разведение скота в больших размерах требовало накопления знаний о среде обитания, миграции, биологии животных, и одновременно обеспечивало калорийной пищей, напитками, одеждой, возможностью укрыться под войлочным пологом переносного дома. В суровой борьбе с природой ими был накоплен ценный опыт использования природных богатств, совершенствования трудовых навыков, как важный этап прогресс в историческом прогрессе. Кочевники не только сумели адекватно приспособиться к суровому, уникальному характеру степи, но также создали богатую оригинальную культуру, основой которой служило кочевничество, как наиболее приемлемая в этих условиях форма хозяйствования, социального взаимодействия, гармоничного сосуществования природы и человека. Главными ценностями номадов были Великая степь, религия, военное дело, земледелие и кочевое скотоводство. Специфику ценностного измерения окружающего мира номадами, следует искать не в производстве, не накоплении материальных ресурсов, а в развитии свободы: номады живут по законам развития свободы, тогда как природа по законам необходимости. Субъектность номадов следует рассматривать через обретение ими свободы в процессе совершенствования своих способностей и преодоление вызовов окружающего мира, возможных катастроф и катаклизмов.
Казахский аул
Кочевой образ жизни явился для казахов не просто единственно возможным путем ведения хозяйства на аридной территории, но и социальным преимуществом. «Постоянное передвижение для номада было не только лишь хозяйственным мероприятием, но и жизнью. При перекочевках люди рождались, достигали совершенства, мужали, вступали в брак, праздновали, отдыхали, познавали мир, умирали. Суровая жизнь под открытым небом требовала от номадов таких качеств, как неприхотливость, выносливость, сила, самостоятельность, предприимчивость, умение подчиняться коллективу, боевую доблесть, трудолюбие, верность, щедрость. «Космос степняка рассчитан на сильного человека и такого порождает и развивает».
Национальные игры молодежи
Дистанции передвижения варьировались от 200-300км. в Южном Казахстане и Семиречье и превышали 1000км. в Западном Казахстане, причем в более ранний период, территории передвижения были значительно большими, и доходили до Черного моря. Номады никогда не кочевали зимой, т.е. чередовали кочевой образ жизни с оседлым. Из многотрудности номадического способа бытия как основания и системы ценностей, «можно сформулировать закон, подтвержденный палеонтологией и биогеографией: человеческая жизнь расцветала лишь тогда, когда ее растущие возможности уравновешивались теми трудностями, что она испытывала. Это справедливо и для духовного и для физического существования». Особой высокой физической и нравственной выносливости, твердости духа требовались от кочевника в годы засухи, джута. По АТоинби «Кочевник-пастух, чтобы выжить и процветать должен был постоянно совершенствовать свое мастерство, вырабатывать и развивать новые навыки, а так же особые нравственные и интеллектуальные качества … .Кочевники не смогли бы одержать победу над степью, выжить в столь суровом естественном окружении, если бы не развили в себе интуицию, самообладание, физическую и нравственную выносливость. Неудивительно, что христианская церковь нашла в повседневной жизни номадической цивилизации символ высшего христианского идеала (образ доброго пастыря) » [3; с. 185,186].
Подобная оценка номадического образа жизни не совпадает полностью с официальной- О чрезвычайной европоцентричности пространстве иных категорий современной исторической науки, т.е. привязанности к оседло-земледельческим стандартам жизнедеятельности, свидетельствует то, что термин «кочевник» у европейцев ассоциируется с образом цыганского табора, без рода и племени кочующего в жалких кибитках по бездорожью, с людьми с низкой культурой. Другой крупный теоретик-цивилист — Ф.Бродель отводил им роль паразитов: «В целом же речь идет об исключительном случае — случае паразитизма… случае почти абсурдном, невзирая на его огромный резонанс» [4; с. 112].
В литературе часто отмечается консервативность, экстенсивный характер развития кочевого хозяйства, якобы древние кочевники мало, чем отличались от кочевников средневековья и Нового времени. «Кочевой народ, принцип жизни которого: «все мое ношу с собой», не может опредмечивать себя ни в городах, ни в храмах, ни в статуях, ни в письменности, ни в удобренной земле, ни в ирригационных системах…Это народы-фермеры, движущиеся в порах истории…Но сами почти не развиваются именно потому, что их движение уходит в пространство (смена мест), а не во время (смена обществ на одной земле)» [5; с.44].
Роль кочевых народов в развитии цивилизации игнорировалась и игнорируется до сих пор, как и то, что кочевое скотоводство — это тоже цивилизация, отнюдь не хуже земледельческой, что это другой тип цивилизации и культуры. Обнаруживаемые на территории Казахстана археологические раскопки — несомненные элементы казахской цивилизации объявляются случайными, нетипичными, или следствием влияния соседней оседлой цивилизации. Так, сакские письмена не признаются тюркскими, считается, что они или случайно попали на территорию Великой степи, или заимствованы у кого-то из соседних народов: якобы сами тюрки создать их не могли.
Картинки Орхоно-енисейская письменность
Однако, свидетельства существования, к примеру, письменности существуют издавна. Так называемая орхоно-енисейская письменность существует с V-VI в.в.н.э. Тем не менее, до сих пор среди историков доминирует представление, что «лишь оседлый народ, занятый земледелием, ремеслами, строительством, способен создавать высокую культуру» [6; с.36] На, что метко отвечал Л.Н.Гумилев: «Историку следует избегать очень опасной методологической аберрации, заключающейся в стремлении отыскивать в культуре другого народа те черты, которые нам представляются значительными, и при отсутствии их считать данный народ примитивным. Однако ничем не доказано, что каменная лачуга или глиняная мазанка есть высшая форма жилища по сравнению с войлочным шатром, теплым, просторным и легко переносимым с места на место». О европейцах, оценивающих все и всех с позиции оседлости писал в свое время Ч.Ч.Валиханов: «В Европе до сих пор господствует ложное понятие, представляющее кочевые племена в виде свирепых орд и беспорядочных дикарей; понятие о кочевом киргизе тесно связано с идеей грубого и скотоподобного варвара. Между тем большая часть этих варваров имеет свою литературу и сказания — письменные или устные» [8; с.390].
Такая позиция неизбежно возникает тогда, «когда мы вольно или невольно из теории или в практике изгоняем из истории стержневую для нее идею человеческого достоинства», т.е. представления о чести, совести, праве, справедливости, милосердии, творчестве, и «мы тем самым низводим историю до состояния бессмыслицы, хаоса, энтропии». Смысл же истории — в реализации человеческого достоинства и преемственности исторического опыта людей.
Об ошибочности такого мнения о кочевниках в свое время говорил Д.Неру: «Это ошибочное представление. Они не знали, конечно, многих городских ремесел, но у них был развитый собственный уклад жизни и они обладали сложной организацией- Если монголы одерживали великие победы на полях сражений, то не благодаря своей численности, а благодаря своей дисциплине и организации» [10; С.314].
Российский исследователь А.М.Хазанов рассматривает номадизм как особый вид производящей экономики, развивающейся по своим закономерностям. Он относит к числу важнейших особенностей кочевого хозяйства: скотоводство как преобладающий вид деятельности; его экстенсивный характер, связанный с круглогодичным внестойловым содержанием скота на подножном корму; связанную с потребностями скотоводческого хозяйства периодическую подвижность в пределах определенных пастбищных территорий.
Известный отечественный номадолог Н.Масанов связывает «в
наиболее обобщенной форме феномен кочевничества.со… специфгшеским функционированием механизмов жизнедеятельности и воспроизводства общества на базе утилизации природных ресурсов среды обитания биологическими средствами производства (скотом) и … целостностью и взаимообусловленностью всего спектра общественных отношений, прежде всего, по поводу главного средства производства — скота» [11; с. 55]. Такое понимание соответствует парадигме, в которой номадизм рассматривался как досадный фактор, тормозящий ускорение экономического потенциала Казахстана. Когда беспардонное аннулирование национальной истории казахов едва не обернулось аннулированием их как нации.
Очевидно, с таким пониманием был бы не согласен наш знаменитый соотечественник А.Букейханов, писавший еще в начале ХХвека: «Переходя к внутреннему быту казахов, должно заметить, что современная хозяйственная жизнь последних не укладывается в простую формулу примитивной экономики полудикого кочевника, постоянно меняющего место стоянки и передвигающегося со своими стадами в поисках для них подножного корма и лучшего водопоя. Былое, чисто пастушеское хозяйство киргиза, постепенно уступает место смешанному земледельческо-пастушескому типу. Речь идет о формировании комплексного хозяйства начала ХХвека, уже адаптированного к капитализму, мало имеющего отношение к кочевой цивилизации.
По мнению отечественного историка Ж.О.Артыкбаева «историю степных народов нельзя анализировать с позиции способов производства, теории формаций, и вообще, измерять социально-хозяйственными мерками. В первую очередь, необходимо выдвинуть на первый план историко-культурные и религиозно-культурные факторы и переходить к многофункциональному анализу истории».
Начнем с того, что в космологии номадов человек равен мирозданию: он растворен в ритмах Космоса, в циклическом круговороте, где все правильно, закономерны смена состояний, возраста и сезонов. Мироощущение и миропонимание казахского этноса сформировано, прежде всего, через кочевой образ жизни. Тихое, ровное внутренне-непрерывное общение-взаимосвязь лежит в основе жизнебытия кочевника. Хотя обыденная жизнь трудна именно своей монотонностью, однообразием, внешней без событийностью, а уж жизнь всегда наедине с природой, в особенности. Но в результате верно сформулированного способа бытия в мире и с миром это однообразие воспринимается как бесценное благо. Обыденная жизнь, одухотворенная изначальной и органичной связью с миром, полна внутренней эмоциональной глубиной, человек живет в гармонии и в ладу с Миром и в мире с самим собой…В понимании казахов будни — в их неизменной череде с неизменными обычными заботами и радостями -желанны, благословенны. Казах, здороваясь, спрашивая, как дела, бывает глубоко удовлетворен, услышав ответ: как обычно, как всегда. Это значит -не нарушено течение обычной жизни, значит, и травы зеленеют, и звезды сияют по-прежнему, т.е. человек их восприемлет, не отвлечен от красы мира и жизни никакими катаклизмами. Тем самым в основании кочевого образа жизни лежит не только культура хозяйственной деятельности, но и особая культура жизнеобеспечения, соционормативная и духовная культура.
Ключевой мировоззренческой универсалией номадов, отражающей взаимосвязь человека с миром, является понятие «дорога». А.Секацкий в «Книге номада» отмечает: «дороги, перемещения в пространстве удаляют его от повседневности, обыденности, привязанностей (к дому, ближнему, работе), от озабоченности. Что только истинный номад, доброволец и профессионал неприкаянности готов к ежедневному началу бытия — заново. При этом он обретает бесценный опыт динамического бытия в мире, постоянно принимает вызовы и выходит на предельную экзистенциальную орбиту бытия».
Но это не означает, что номад не любил удобства, не ценил дружбу, любовь, Родину. Нахождение в непрерывном движении, перемещении выработало в нем знание законов пути, включающее не только практические экологические, но и этические и эстетические принципы. Широко известная традиция гостеприимства казахов связана с последними принципами, когда встреча путника и оказание ему почестей отождествлялась со встречей с Кыдыром, предвестником благодати. Неотъемлемыми ценностями кочевников была взаимная поддержка, сострадание в горе и стремление помочьдруг другу.
«Широта души скрадывает тесноту дома; откуда огонь — оттуда и тепло», — говорят казахские пословицы. И еще: «три вещи делают честь человеку вырытый в пустыне колодец, проложенный через реку мост и дерево, посаженное у дороги». И, наконец, «человек порочен не от роду, а становится им в процессе жизни». Разумная жизнь — это совокупность добродетелей, которую люди культивируют в себе и поступают сообразно с нею. При этом от человека требуется не только мудрая речь, но, прежде всего практические деяния.
Суровые условия жизни вынуждали кочевать, требовали знаний и универсальности человека. Понятия пространства и времени выступают организующими восприятие окружающего мира началами. Пространственно-временные воззрения номадов по праву сегодня осознаются как бесценное уникальное наследие-Течение времени кочевники соизмеряли динамикой природных и погодных изменений.
Тем самым у номадов отсутствовало понятие времени вне его содержательной связи с переживаемыми людьми природными и социальными процессами. Например, время между двумя доениями кобылы; расстояние, на котором слышен зов человека, циклическое измерение человеческой жизни по временным отрезкам, длиною в мушель, т.д. Казахи опирались на тенгрианский календарь и называли свой календарь мушель (двенадцатилетний период времени), которым пользовались до начала XX века. «В казахском фольклоре время выступает как неделимое целое, как синтез прошлого и настоящего. Прошлое в такой же мере является настоящим, как и само настоящее, оно влито в сегодняшний день как неотъемлемая его часть. Предки, умершие много десятилетий или даже столетий назад, постоянно существуют в структуре сознания живых, помогая им или, наоборот, противодействуя им» [14; с. 13].
Подобное восприятие времени только на первый взгляд кажется примитивным. На самом деле неизменность и стабильность мира номады понимали, как отрицание активного вмешательства человека в процессы, установленные природой. Категория времени номадов далеко не однолинейна, она не складывается из простого движения из прошлого в настоящее, из настоящего в будущее. Она легко сопоставима с движением природы и человеческой жизни, т.е. циклична, кругообразна, повторяет преемственность в смене человеческих поколений, последовательность годичных сезонов, сменяемость суток и т.д., и значит, демонстрирует непрерывное поступательное восхождение по спирали с приращением нового жизненного содержания.
Принцип цикличности времени распространялся и на циклическое понимание и организацию пространства — принцип концентричности. Последний прослеживался в иерархичности расположения юрт в казахском ауле: первый почетный круг составляли белые юрты старейшин, второй круг «молодые юрты» женатых сыновей, третий круг занимали юрты ближайших родственников.
Для сравнения отметим, что современное время воспринимается по-иному, произошли сдвиги в восприятии и осмыслении времени. Обозначилось изменение ритма, темпа жизни в сторону его невиданного ускорения. «Само увеличение скорости во всех почти сферах труда и жизни; ускорение производства, инновационное ускорение, быстрое добывание и устаревание знаний; люди пребывают в постоянной погоне за временем, испытывают дефицит времени контрастно устойчивому ритму, когда расчет главным образом делался на ритмы самой природы и природных циклов человеческой жизни» [15;с.15]. Тем самым «..кочевники двигались внутри субъективированного ими природ но-космического Целого, в соответствии с его сезонной и ежедневной ритмикой. Исторически переход к линейному отсчету времени прослеживается с расширением жизненного пространства тюрков за счет образования тюркского каганата.
Стержнем социальных отношений кочевников и базовой ценностью мировоззрения являлось родственно-родовое начало, выступавшее основополагающим принципом самоидентификации индивида и с общиной и с естественной средой обитания, прежде всего с территорией как продолжением своего природного бытия [18; с. 40]. Соответственно центральное место в иерархии традиционных ценностей занимали понятия «Атамекен», «Ата коныс». Хотя каждый номад по своему образу жизни был самодостаточен, но он видел смысл своей жизни в служении Сакральному, а значит в добровольном служении роду. Изгнание из рода расценивалось подобно отлучению от Космоса, Бога, считалось позором.
Общество номадов это родовое общество, племя (объединение родственников). Не народ еще. Центром его является прародитель и хан. Общественное сознание племени живет в форме преданий о происхождении хана, его наследников….Весь кочующий коллектив есть одно целое тело, монолит, подобно этому его и воплощает один — хан, который божественен».
«Кочевое сообщество воспроизводит лишь родовое сознание, иного сознания оно воспроизвести не может. А родовое сознание необходимым образом героично, ибо может проявлять себя лишь в культе своих героев. Поэтому кочевники проявляют себя не в мифологическом своде, а в легендах и преданиях, сгруппированных вокруг определенной личности…. Родовое мифотворчество бессильно подняться до национального» [16, сб9].
