Творчество Мухтара Ауэзова
В творческом наследии Мухтара Ауэзова есть произведение особой судьбы. Это пьеса «Хан Кене» (1928 г.), в которой автор впервые в казахской литературе предпринял попытку освоения жанра исторической трагедии. Обратившись к «делам давно минувших дней» — драматическим и героическим страницам середины XIX века в Казахстане, писатель задался мыслью в художественной форме показать события, связанные с национально-освободительным движением 1837 — 47 г под предводительством последнего казахского хана Кенесары Касымова. Это восстание -самое крупное и значительное среди других антиколониальных выступлений в Казахстане — оставило неизгладимый след в народной памяти, став предметом разносторонних споров и кривотолков среда ученых, писателей и общественных деятелей. Поэтому интерес М.О. Ауэзова к этой теме нельзя назвать случайным. Накануне создания пьесы, в середине 20-х годов, он занимается сбором и исследованием богатейшего фольклорного материала о восстании 1837*47 г., а в своей книге «История литературы», изданной в 1927 году, подробно рассматривает поэму акына Нысабая «Кенесары — Наурызбай», повествующую о гибели Кенесары, Можно предположить, что именно в ходе изучения народнопоэтических произведений у него зародился замысел пьесы «Хан Кене»,
Другим источником, питавшим замысел драматурга, стали архивные и документальные источники. Изучение таких свидетельств Мухтар Ауэзов считал непременным условием для объективного изображения событий прошлого, для выработки авторской исторической концепции; «Прежде чем написать пьесу, я собрал много материалов и могу сказать более или менее уверенно, что историю движения Кене хана я знаю, Я изучал материалы Оренбурга, сибирского ведомства в Омске, собирал материалы среди казахов и киргиз. К каждому историческому факту каждый имеет право подходить по-своему, но ни один автор не имеет права писать на историческую тему, если он не будет иметь своей концепции «,- сообщал писатель.
Таким образом, обращаясь к фольклорным и документальным источником, Мухтар Ауэзов в драме «Хан Кене» пытался охватить прошлое и взглядом художника, и взглядом пытливого ученого, что позволило ему правдиво воссоздать дух изображаемой эпохи, глубже постичь характеры и поступки исторических лиц. Учитывая то, что Мухтар Ауэзов одним из первых в казахской литературе обратился к художественному осмыслению и изображению в драматическом жанре реальных событии и общественных деятелей, в процессе этого решал проблемы взаимо отношения авторского вымысла и исторической правды, типизации образов, реализации композиционных возможностей драматического произведения, можно сказать, что его опыт выходит за рамки частных исканий, оказывая принципиальное влияние на решение творческих задач в области становления и развития исторической трагедии.
Воскрешая события тех далеких дней, писатель стремится не только осветить прошлое с точки зрения настоящего, но и представить минувшую эпоху как следствие многовекового исторического уклада, как влияние, до известной степени, специфически национальное. Работу над пьесой Мухтар Ауэзов завершил в 1928 году, но на сцене она появилась лишь шесть лет спустя. Связано это было с весьма неоднозначной, порой резко противоречивой оценкой политической деятельности Кенесары Касымова в исторической науке. Поэтому неудивительно, что премьера » Хана Кене» на сцене Казахского Государственного театра вызвала в кулуарах оживленную и острую полемику среди ведущих литературных, театральных и общественных деятелей республики, в числе которых были поэт С. Сейфулин, писатель Г. Мусрепов, народный комиссар просвещения КАЗ ССР Т. Жургенев, директор Казгостеатра (ХБеков и другие. Обсуждение пьесы вылилось на страницы центральных газет и журналов. Дискуссия развернулась в основном вокруг авторского замысла и трактовки им образа Кенесары Касымова. В статье «О пьесе «Хан Кене» и ее критиках» народный комиссар Жургенов писал: «Спор идет о том, правильно ли делает автор, показывая Кенесару, взошедшего на престол как внука Аблайхана, как истинного защитника казахского народа и погибшего на путях осуществления этой «светлой эпохи». Пьеса показывает, что Кенесару выбрали ханом потому, что как дед его Аблай хан, отец Касым, так и он сам показали себя истинными защитниками казахского народа от колонизаторской политики русского царя, тогда как на самом деле Кене хан взошел на престол не для защиты интересов казахского народа, а наоборот, использовал народное волнение против колонизации края русским царизмом в своих классовых интересах и пал на этом пута как всякий ханский властелин, исторически обреченный на гибель, когда их классово — корыстная цель осознается самим народом, когда народ оказывается достаточно организованным для свержения хана». Эта точка зрения очень точно соответствует духу и идеологии того времени и вполне совпадает с «передовым» учением о классовой борьбе, согласно которому ханы и султаны в силу своего сословного происхождения никак не могли выступать выразителями народных чаяний. Кроме упрощенной социологизаторской схемы в таких суждениях сказывалась инерция художественного вкуса. Из опыта исторической литературы 20-х годов было извлечено представление о некоей норме и образце произведений о прошлом, подлинным героем которого может явиться борец за свободу, выходец из народных масс, но никак не представитель высшего сословия. Писавшие о Мухтаре Ауэзове непременно хотели видеть в его пьесе отражение классовой борьбы, противостояние «хан-народ». Поэтому в «Хане Кене» поначалу многие заметили лишь досадное отступление от нормы, от традиций, нарушение которых казалось недопустимой ошибкой.
Дискуссии как таковой по сути не получилось — почти все критики были единодушны в оценке исторической концепции автора, признавая ее ошибочность и политическую несостоятельность. Главным пробелом «Хана Кене», с которым мы не можем примириться является поставленная перед нею цель, -писал Г. Мусрепов в статье «Как нужно переделать «Хан Кене». Она заключается в том, что ханы показаны «благодетелями народа» и падение их доведено до необыкновенного героизма даже при любых обстоятельствах падения. Это одна из форм своеобразной агитации и пропаганды. Это в художественной форме требует от зрителя признать, что «ханы были нашими героями, благодетелями, боролись за нас».
Таким образом, обсуждение пьесы «Хан Кене» перешло в осуждение «псевдоисторических» взглядов Мухтара Ауэзова, выразившихся в попытке идеализировать личность Кенесары Касымова. Справедливости ради нужно отметить, что критика 30-х годов в целом носила доброжелательный характер и была далека от злопыхательского, уничтожающего тона разоблачительных статей 50-годов.
Тем не менее от писателя потребовали переделать пьесу, в корне изменить ее идейный замысел, сведя все действия драмы к изображению свержения хана Кене народными массами, что противоречило исторической действительности. В сущности это означало, что автор должен заново создавать все произведение, отказавшись от своих прежних, во многом объективных взглядов на историю в угоду официальной критике.
Мухтар Ауэзов понимал, что в существующей редакции участь пьесы предрешена. Так оно и случилось. После премьеры «Хана Кене» дальнейшую ее постановку на сцене приостановили, а вскоре и вовсе изъяли из репертуара Казахского Государственного театра. На какое-то время об этом произведении позабыли и вспомнили о нем в начале 50-х годов, когда под руководством партийных органов неистовые борцы «за идейную чистоту литературы» начали активную кампанию по травле и преследованию инакомыслящих и «заблудившихся». Почти в каждой статье критиков, ревностно оберегавших основополагающие принципы метода социалистического реализма в искусстве, в каждом выступлении ораторов, ратовавших с высокой трибуны «за искоренение буржуазно-националистических извращений в изучении истории и литературы Казахстана», упоминалось имя Мухтара Ауэзова и в первую очередь в связи с тем, что он еще в 30-х годах написал и поставил свою «контрреволюционную пьесу» «Хана Кене», в которой прославляет заклятого врага русского и казахского народа хана Кенесары Касымова, показывает его народным героем. Под давлением такой огульной вульгарночюхщологической критики в 1951 году писатель был вынужден покаяться «в грехах» и публично отречься от своих» националистических взглядов.
В последующие годы пьесу «Хан Кене» предали забвению и искусственно вычеркнули из истории казахской литературы; ее не только нигде не публиковали, но и обходили молчанием в исследованиях и монографиях, посвященных творчеству М. Ауэзова. Лишь в середине 80-х годов она была возвращена читателю, будучи включенной в двадцатитомное собрание сочинений писателя, а в конце 80-х начале 90-х годов вновь обрела своего зрителя на подмостках театров республики.
