Ураны у казахов

Во все времена у многих народов мира существовала тради­ция — давать ареалу обитания имена своих предков. Такая тради­ция была и у кочевых народов степных просторов Евразии. Ле­гендарный праотец скифов Таргитай был обожествлен. Грече­ские писатели отождествляли его с Гераклом. Геракл же в пери­од древнеримского политеизма выступает в качестве покрови­теля семейств, предка, наделенного сврехъестественными атри­бутами. В легенде, приводимой Геродотом, Скифия названа по имени Скифа — предка скифского народа. Присутствие имени Геракла в генеалогических сказаниях скифов, видимо, не слу­чайно. Это говорит о древних культурных взаимовлияниях гре­ческого и кочевого населения Евразийских степей. Кочевые на­роды были вовлечены в сферу античной культуры и в то давнее время, когда шел процесс формирования и становления мифо­логии древних греков.

Многие герои, титаны и боги античной мифологии несут в себе черты эпической традиции кочевых народов. В трагедии Эс­хила “Прикованный Прометей” в мифологической форме расска­зывается о том, что будущий спаситель Прометея родился в стра­не, которая находилась за страной “грифов, стерегущих золото”. Так называли греческие авторы население степей Центрально­го Казахстана. Сведения античных авторов о “грифах, стерегу­щих золото”, перекликаются с казахскими преданиями о “Джиги­те, стерегущем золото” (Алтын корыган Жпт), широко распро­страненный по всей казахской степи. “Золото находилось в боль­шом количестве на западной границе и на севере у азиатских ски­фов, где аримаспы тайком похищали его у грифов — стражей зо­лота”, — сообщает Геродот. Скифская и казахская легенды иден­тичны. Место, изобилующее золотом в “азиатской Скифии” Ге­родота, соответствует Центральному Казахстану, включая Алтай.

Если установленная в научной литературе локализация ле­гендарных грифов и аримаспов, сопричастным перипетиям появления на свет могущественного предка и героя древнейшей мифологии в центральных областях Казахстана, соответствует действительной картине исторического прошлого, то она дает основание понимать этот район не только родиной Геракла, что не столь важно для исследования, но и возможной родиной фор­мирования некоторых циклов мифических традиций о героях -предках. Эти традиции кочевых народов были наиболее устой­чивыми и имели мощные питательные корни в условиях их жиз­ни. В результате взаимодействия культур степной мир не только заимствовал достижения передовой цивилизации своего време­ни, но и внес лепту в обогащение духовного опыта соседей. Что же касается мифических атрибутов аримаспов, грифов и дру­гих обитателей степей, то это древнегреческий стиль, намерен­но искажающий облик “варваров”. Для греков миф является не только внешней формой творчества, но и их общественное со­знание было тесно связано и взаимопереплетено с мифологией: греки, да и не только они, верили в реальность содержания ми­фов, которыми были охвачены античные фольклор, литература, театр, искусство, наука, историография и такая универсальная форма общественного сознания как философия.

Представление о том, что азиатский материк, особенно его глубинная часть, центральная область заселена человекоподоб­ными чудовищами, “людьми с глазами в груди”, “с одной но­гой”, “песиглавыми” (пт басты, сиыр сиракты) и пр. не без вли­яния античной традиции на средневековый мир, было широко распространено в Европе и Ближнем Востоке. К примеру, “Тар­тар” — подземное царство древнегреческой мифологии в сред­невековой Европе, превратился в дублирующий этноним, ко­торым она называла тюркомонгольские племена Центральной Азии — татаров, с явной идентификацией их значений. Это лож­ное представление подкреплялось свидетельствами “очевид­цев” — Плано Карпини, В. Рубрука, Марко Поло.

Именами предков называли страны не только древние ски­фы. Этнографическое явление превращения имени предка в на­звание кочевых племен отмечают китайские хронисты: “ухуане (родственные хуннам племя. — С. А.)… имя сильного старейши­ны обращают в прозвание'», т. е. в название рода.

Согласно легендам, приводимым средневековыми автора­ми (М. Кашгари, Рашид-ад-Дин и Абулгазы), личное имя Огуз-хана превратилось в этноним огузских племени Среди названий тюркских народов и племен можно выделить ряд этнонимов, которые произошли на основании исторических фактов. Это, например, этнонимы, восходящие со всей очевидностью к име­нам предводителей племен и племенных союзов (огузы от име­ни Огуз-хана, ногаи от Ногая, узбеки — от хана Узбека и т. д.). “Тюркская этнонимия, — пишет Д. Е. Еремеев, — крайне разно­образна как по своей форме, так и по содержанию. Но в боль­шинстве случаев она ярко отражает особенности происхожде­ния, этнической истории той или иной общности и, бесспор­но, может служить дополнительным источником при этногене-тических исследованиях'». Ученый подчеркивает, что тюркская этнонимика, благодаря своим особенностям, в сущности кото­рых лежит почитание и культ предков, вождей и предводите­лей (в большинстве случаев реальных), служа дополнительным первоисточником, может осветить определенный ракурс исто­рии, особенно по этногонии тюркских народов.

Это явление как результат этногенетических связей бытует и в казахской этнографической среде, где обычно имя седьмо­го предка наследует новая экзогамная группа патрилинейных родственников. Сохранение запретов вступления в брак членам одного рода у казахов соблюдается обычно до седьмого колена, что дало основание профессору А. Е. Хадсону, ученому из Йель-ского университета, прийти к выводу, что “за пределами семи отцов будет уже другой род (уру)”. Выводы А. Е. Хадсона не во всем справедливо критикуются С. М. Абрамзоном. Критик прав в том, что отмеченное А. Хадсоном явление не есть род в тради­ционном понимании, однако его подход к этому вопросу стра­дает недостаточностью доводов. На наш взгляд, род как продукт социально-исторического развития, не является чем-то навеч­но устоявшимся, а находится в постоянном изменении. Семисо-ставные этнические образования в истории кочевых племен Ев­разии имели известную традицию. Так, например, одно из про-токазахских племен средневековья, кимаки, состояли из семи племен1. Число семь в народной жизни казахов имело опреде­ленный магический смысл. Поэтому выделение особой экзо­гамной внутриордовой группы, носящей имя седьмого предка, в которой запрещены брачные союзы между ее членами, на наш взгляд, закономерно и не противоречит исторической тенден­ции развития рода.

По представлению казахов, все родоначальники и генеона-чальники племен, имена которых наследуются ими как назва­ние “ру” или “уру”, были конкретными историческими лицами, многие из них являлись участниками памятных событий исто­рии. И они же, имена родоплеменных предков, отражены в бо­евых кличах — уранах, (отсюда русское “ура”), которые имеют, по народным верованиям, магическое значение и воззываются в трудные моменты жизни. Кроме племенных уранов, у казахов существовал общенародный уран “Алаш” как эквивалент са­моназвания народа (алаштың азаматы — казак). Наличие одно­го общенародного боевого клича и существование представле­ния об одном генеоначальнике Алаше или Алаш-хане, с именем которого связан этноним народа, свидетельствует о достаточ­но мощном моральном и политическом единстве этноса на про­тяжении длительного исторического времени. В обычае же на­следования имен “сильнейших из старейшин” в конечном счете можно видеть неустойчивость названий кочевых племен, вклю­чая имени “казах”, возникшее в XV в. Сами казахи свое самона­звание представляют как имя далекого предка (атам-казак). Но, во всяком случае, факт связи этнонимов народа с именем обо­жествленного или почитаемого, а может быть, просто любимо­го предка, в ранней и новой истории народов Евразийских сте­пей представляется бесспорным. А наличие этой традиции у ка­захов — закономерное следствие общей истории и культуры.

0

0