Здесь все начиналось так же, как и повсюду в Центральной Азии. В конце 80-х Джахангир Файзиев снимает абсолютно прозападную ленту «Сіз кім сіз?», где наравне с критикой советской ментальности присутствует критика доморощенного традиционализма. Потом начался процесс национальной самоидентификации — не сверху, по указке, как это будет происходить позже, в середине 90-х, когда Узбекистан захлебнется в потоке малопрофессиональных исторических картин, а реальный, самопроизвольный, художественный процесс выверки себя по исторической вертикали. Наиболее удачные работы в этом направлении фильмы Фарида Давлет-шина «Тайное путешествие Эмира» (1986) и «Последнее путешествие Каипа» (1989).
Безусловно, лучшая картина, воссоздающая национальный образ мира узбека, — фильм Юсуфа Азимова «До рассвета» (1993). Режиссер точно передает быт и настроение земледельца (хотя в фильме речь идет о выращивании шелковичных червей), структуру традиционной семьи и тип внутренних взаимоотношений. Потом на несколько лет узбекский кинематограф как бы выпадает из поля зрения критиков СНГ, хотя на самом деле там одна за другой открываются частные независимые киностудии и снимается до 15 картин в год. С точки зрения кинематографических открытий — ничего существенного не происходит, но с точки зрения развития отечественного кинопроцесса — идет колоссальный бум. Узбекистан претендует на роль центрально-азиатской кинодержавы, наподобие Индии, когда вся страна смотрит только отечественные фильмы. С 22-миллионым населением, которое, по прогнозам демографов, уже к 2010 году вырастет до 50 миллионов, это вполне возможно. И президент Узбекистана Ислам Каримов, понимая это, начинает с 1996 года плановое государственное финансирование кинематографа.
Поэтому именно в Узбекистане появляются все предпосылки для развития национального кино: благоприятные условия государственной поддержки и ориентированность населения на восприятие фильмов собственного производства.
Не удивительно, что режиссер и сценарист Юсуф Разыков в своем интервью заявляет о самодостаточности узбеков; «Сейчас ситуация такова, что узбеки — в прорыве. Когда все оказались пущены сами по себе, оказалось, что узбеки могут жить самостоятельно. Мы строим новые заводы, производим сельскохозяйственную продукцию и т. д. Наша самость закономерна… Потому что без ощущения своей самоценности, нельзя почувствовать потребность в других мирах. Сознание должно созреть, а созреет оно только тогда, когда пройдет определенный процесс самоидентификации».
Те позиции, которые Ю. Разыков отстаивает в интервью, очевидны и в его картине «Оратор» (1998), ставшей знаковой для узбекского кинематографа. Кстати, именно после ее появления вновь заговорили о возрождении узбекского кино.
Интересно, что фильм фактически охватывает три исторических периода: действие картины начинается в досоветское время, основные события разворачиваются в советское, а финал фильма так же, как и точка зрения рассказчика, относятся уже к постсоветской эпохе.
Узбеки традиционно проживали в сообществе, называемом «махалей», которое включало в себя людей, живущих по соседству, родственников- Махаля управлялась советом старейшин, куда входил, как правило, и мулла. Так вот, в начале фильма показана традиционная семья и представители махали. Два брата, старший из которых умирает от болезни и оставляет младшему Искандеру в наследство не только дом, арбу и лошадь, но и двоих своих жен. Кстати, немаловажное значение имеют предки — они обозначены пунктиром — отец и мать. По ходу фильма мы узнаем, что их отец был Джадидом — просвященным мусульманином, а мать — простой крестьянкой. В целом все действие в начале фильма происходит в замкнутом пространстве махали.
Советская власть вторгается в структуру традиционной узбекской семьи и старается ее разрушить. Интересно, что Ю. Разыков выстраивает точную цепочку основных событий установления советской власти в Центральной Азии:
1917-1926 — митинги по поводу установления советской власти;
1920-1924 — борьба с басмачами показана через эпизод с красным караваном;
1920-1930 — поесеместная борьба за ликвидацию безграмотности — Искандер приводит своих жен на курсы русского языка;
1917-1924 — коллективизация -опять-таки эпизод с красным караваном, когда Искандер говорит народу, что весь этот хлопок их;
1926-1930 — строительство Туркестано-Сибирской магистрали — эпизод прибытия поезда.
Так, революция вошла в жизнь Искандера и его семьи. После смерти революционеров Володи и Марка (читай: Ленина и Маркса) начинается новый период -эпоха сталинизма.
30-е годы — лагеря и ссылки условно показаны через работу Искандера на строительстве водоканала. Когда же он возвращается в Ташкент, то находит все значительно изменившимся. Советская власть всячески пытается вырвать Искандера из устоявшегося круга традиционного общества: Марк и Володя — увлекая идеями революции, «Сталин» — насилием, Марьям Фазыловна — своей страстью и любовью.
Но власти мало одного Искандера, она всячески пытается вырвать из круга привычных традиций и ценностей и его жен: Мастуру отправляют в Киев на рабфак, Айдын учится на курсах русского языка, Пэри работает в библиотеке. И вот в эту эпоху полного разрыва привычных связей и представлений родился автор повествования-внук деда Искандера и революционерки Марьям Фазы-ловныг которая не только полюбила его, но и мечтала стать четвертой женой и в конце концов написала письмо в Москву о том, что новые советские идеалы не столь уж положительны для узбекского общества. За эти свои взгляды она была арестована и умерла в тюрьме во время родов, автоматически перейдя в ранг священных предков.
Неизвестно, что на самом деле вырвало Искандера из привычного ему круга — любовь к Марьям, жернова истории или его страсть к публичным выступлениям. В любом случае, он покинул свое райское гнездышко и однажды, предав свою семью, народ, оказался уже навсегда отлученным от своей Родины.
Постсоветское время — время внука деда Искандера — все вернуло на круги своя; В центре — рассказчик, а вокруг- его родня, что называется, «до седьмого колена». И говорит он о том, что вырастили его (читай: сохранили род и традицию) его три бабки — Айдын, Мастура и Пэри, так как родная — революционерка Марьям-апа — умерла. Дед (отнюдь не героического прошлого) за то, что подался к русским, закончил свою жизнь где-то в России.
Подведем итоги: понадобилось всего 8 лет после распада СССР, чтобы появились фильмы, где полностью сменились знаки. То, что раньше считалось положительным, стало отрицательным, то, чем можно было гордиться (скажем, дед — революционер), стало постыдным.
Если мы снова вернемся к разговору о тех ментальностях, в которых проживает среднестатистический гражданин Центральной Азии, то очевидно, что Узбекистан, открестившись от советской ментальности, отклоняется в сторону этнической, традиционной. Здесь речь и о протесте против колониальной, и об идеальном видении своей национальной культуры.