Вызовы и угрозы современности идут из разных источников и имеют, по видимости, различные причины. Но более глубокий анализ этих вызовов позволяет сделать вывод о том, что, каковы бы ни были данные вызовы, они все имеют исток в глобализации, именно она является их контекстом. Этому тезису можно возразить: не слишком ли мы демонизируем глобализацию, правы ли мы, когда все угрозы и вызовы связываем с глобализацией, ведь имеются проблемы и вызовы, с очевидностью имеющие свои ближайшие причины в чем-то ином, нежели глобализация? На это ответим: даже тогда, когда вызовам современности находится более непосредственная причина, отличная от глобализации, можно не сомневаться — контекстом этой найденной причины все равно выступает глобализация, так как она является самым глобальным, всеобщим процессом, и из-под ее влияния сегодня ничто не может ускользнуть. Риски, вызовы и угрозы более или менее общего характера сопровождали человечество с момента его появления. Но только в современном мире эти риски приобрели глобальный смысл и содержание. Понятно, почему это произошло: глобализация мощно перестроила мир — он стал в высокой степени взаимосвязан, пространство, ранее разводившее события, народы и новации, как бы исчезло, сила информации проявилась во всей полноте, кроме того, и человек ослаб, и уже не так хорошо «держит удар»: то, что раньше он считал сложностью, трудностью, сегодня стало невыносимо для него. Так и возникли глобальные риски. Конечно, не надо забывать и о том, что ряд глобальных вызовов и рисков вызревали постепенно. Будучи почти незаметны в период своего возникновения, они, по мере формирования и, так сказать, развития, становились все более ощутимыми и, наконец, предстали «во всей красе». Таков, к примеру, экологический кризис, или кризис международного права, или кризис перенаселения (хотя этот последний, пожалуй, является примером социального манипулирования -он внедрен в сознание нашего современника, его угроза эфемерна).
Но каков бы не был генезис того или иного кризиса, на каких бы путях не формировались угрозы, сегодня мы имеем ситуацию сплошь критическую и угрожающую. Так что оценка современности как нестабильной и почти катастрофической не сильно преувеличена. Только оптимист может сегодня считать, что современный финансовый кризис может быть преодолен (финансисты сами его нам объявили, а теперь сами же и говорят о признаках его преодоления, хотя и намекают на возможность его возврата, а то и перманентности). И только еще больший оптимист может надеяться на смягчение агрессивности в мировой политике и геостратегии. И уж совсем ненормальным выглядит оптимизм в отношении сохранения международного права, остатки которого попраны бомбежками Ливии силами коалиции. Так что угроз хватает. Их настолько много, что поневоле приходит мысль: а не являются ли вызовы и угрозы новой реальностью наших дней, и только в такой реальности нам теперь и придется жить? Имеется точка зрения, согласно которой кризис — это, наоборот, хорошо: он дает импульс к творческому изменению имеющейся реальности, он предоставляет возможности роста и выхода на качественно новые рубежи развития. Эту точку зрения можно было бы и принять — она вдохновляет и достаточно гуманистична, она даже не лишена некоторого очарования. В ней только один недостаток: почему же нам нужны постоянные кризисы и сложности, неужели мы не можем развиваться спокойно, разумно, со смыслом, достигая поставленных целей и видя перспективу. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл напомнил нам о том, что кризис, в переводе с греческого, означает суд, и что нам следовало бы не пытаться устранить кризис, а осудить негодность своего существования, следовало бы измениться под воздействием кризиса, если уж мы не можем меняться покаянно. Потому угрозы, обступившие нас со всех сторон, вполне возможно, благодатны для нас: нам мало одной, двух угроз для вразумления, нам подавай их целый воз-тогда, и то не наверняка, мы призадумаемся. Призадумаемся о чем? О том, как устранить риски? Но мы видим, что абсолютное большинство рисков формируются где-то вовне, то ли в целом за рубежом, то ли США, то ли мировым правительством, то ли масонами, как нас уверяет конспирология. А известный методологический принцип говорит, что проблема разрешается на том уровне и там, где она возникла. И прав был Евросоюз, когда на предложение США в 2008-2009 годах о совместной борьбе с глобальным финансовым кризисом ответил устами Саркози: «борьбу с кризисом надо вести, в первую очередь, там, где он возник, т.е., в США». Так и с рисками: где они порождены, там с ними и надо начинать бороться: что толку нам в СНГ сокращать выбросы двуокиси углерода, если кто-то там, хитрый, их выбрасывает в тысячи раз больше. Современная геополитика научилась порождать кризисы, приносящие выгоды одним, а борьбу с ними возлагать на других. В этом и состоит стратегия управления кризисами, а не только в том, как нас учат: крупные державы порождают кризисы, чтобы, управляя ими, реализовывать свои национальные интересы. И то надо помнить, и об этом не забывать, как написано в мудрой книге. Может нам и не надо бороться с кризисами, пусть с ними борются те, кто нас пытается в них ввергнуть. Нам же надо не поддаваться кризисам, не принимать их. Это возможно, так как объективность и неизбежность большинства кризисов сильно преувеличена, как любят повторять юмористы. Помимо этого, у нас имеется свой способ борьбы с кризисами: экологическая ситуация, например, стала намного лучше в странах бывшего СССР после его распада и стагнации его промышленности. Чем не способ преодоления кризисов? Глобальные риски — это, конечно, неприятно, это угрозы. Но за этими внешними рисками мы не замечаем самой большой угрозы, самого глобального риска — бессмысленности своего собственного существования, которая все в большей степени охватывает и отдельного человека, и общества, а по большому счету и все человечество. Вот и оказывается, что, борясь с глобальными рисками, мы просмотрели самый глобальный риск современности — риск потери человеком самого себя. И как всякий риск, который мы способны разглядеть, риск этот уже в значительной мере стал реальностью. Причем самое опасное в этом состоянии заключается в том, что оно стало обыденным, массовым и потому оправданным.
Человек — существо духовное и трансцендентное. Сущность его — свобода и творчество. Бытие его помещено в вечность. Но человек только и делает, что отказывается и от свободы, меняя ее на произвол, и от творчества, и от вечности, которую надо созидать «здесь и сейчас», ибо завтра может и не быть. Из множества дел, из суеты не создашь вечности, а современный человек кроме суеты ничего и не знает. Мы забыли, что жить надо свободно и ответственно, что есть высшие слои бытия, что есть вера, надежда, любовь, что наша цель — духовное развитие. Произошла чудовищная подмена смысла жизни. Кто вспоминает о чести, достоинстве? Разве эти категории выдуманы или относятся только к прошлому? Когда-то люди ставили жизнь на кон ради сохранения чести, а сегодня упомяни слово честь, никто и не упомнит, что это такое. Не надо нам удивляться, что мы негодно живем, в прежние времена такое существование и жизнью бы не именовали. Мы согласны жить, как придется, лишь бы жить, что же удивляться, что так живем? Представить, что в античности люди считали бы это жизнью и в голову не придет А ведь большинство из них были рабами. Теперь мы не рабы, но кто? Мы — никто. И живем никак. Живем жизнью попсы и мнимой элиты: «горячая десятка», топ-модели, супруга Саркози, проделки Берлускони — нам-то это все зачем? Где наша-то жизнь? А может, мы уже и не можем жить иначе, и хотя стенаем и жалуемся на жизнь — что она не такая как должна бы быть — жить иначе уже не способны, и это наша единственная форма жизни?
Духовно чуткие люди фиксируют это состояние посредством разных средсв описания и в различных терминах. Вот, что пишет крупный христианский богослов современности: «Зло меняет внешнюю оболочку, а внутри остается тем же. Как мы знаем, славянские православные народы особенно пострадали от безбожия в XX столетии. Была надежда, что после этого будет восстановление всех областей жизни, но, к сожалению, сегодня можно наблюдать брак между семенем коммунизма, потомком этого безбожного духа, нравственной пустотой, которая является его последствием, и, с другой стороны, семенем гедонистической западной цивилизации. Этот «брак» ужаснее, чем коммунизм и гитлеризм. Сегодня происходит расчеловечение человека, потому что этот новый дух развращает глубины человеческой жизни и человеческой и Божественной нравственности. И это гораздо ужаснее, чем то, что было раньше». Может это предел унижения? Может еще чуть-чуть и воспрянет человек? Вспомнит, кто он есть и что за него Господь распялся на кресте. Что он, человек — вершина творения, а не зритель телепрограмм. Или уже ничто не поможет, и впереди мрак и смрад? Один Святой в древности все интересовался: каковы будут люди будущих времен? И так просил Бога показать ему этих людей, что как-то в тонком сне их увидел. И после этого ходил молчаливый и подавленный, плакал и на вопросы не отвечал. Только много позже все же сказал, что за будущих людей надо молиться — мало, кто из них спасется. Эти люди -мы. Еще есть время одуматься и исправиться. Но воспользуемся ли мы этим временем как должно? Это открытый вопрос, и от ответа на него зависит не только наша жизнь здесь, но и наша будущность. Итак, основной вызов, идущий от глобализации, — потеря человеком содержания своей личности, утрата им смысла жизни. Думается, мы верно определили основную угрозу глобализации, так как она и ставит перед собой, в качестве конечной, именно эту цель -лишение человека человеческих качеств, как и говорилось выше.